Натали Синегорская - Скальпель, карты, третий глаз. Кое-что из жизни студентов-целителей

– Опять маскарад устроили. Я же просила.

– Сима, не надо… – успела пискнуть Наталья Землянова.

В следующий миг все изменилось. Серафима подняла руку, показав четверке красавиц перстень с огромным прозрачным камнем. Прошептала несколько слов.

И…

Все четверо бесследно исчезли. Их места непостижимым образом заняли самые обычные девушки. Одну, ту, что была Нормой Джин, я знала, она жила на соседней улице и окончила нашу школу на два года раньше меня. Никакой красоткой она не была. Ну, так, симпатичная, не больше. Но отдаленное сходство с кинодивой имела, что да, то да.

Бывшая Вера Горячая расплакалась, вскочила и выбежала из комнаты.

– Что это было? – озадаченно пробормотала я.

– Несанкционированное использование базиса, – неожиданно жестко ответила Серафима. – Всем четверым полгода без лабы. Верке, кстати, тоже передайте.

Девчонки заныли, заканючили, мол, за полгода они умрут, ну, пожалуйста, мы больше не будем.

– Хорошо, месяц, – снизошла пигалица.

– Ты вообще-то на конференцию уехала, – упрекнула Симу лже-Землянова.

– Вернулась уже, – отрезала Сима. – А вы и обрадовались.

– Почему Забавам можно, а нам нельзя? – поднялась экс-Рубероид.

– Потому что Забавы используют базис только в лабе. И вы это прекрасно знаете.

Меня все больше разбирало любопытство. Что за базис такой? И кто эта пигалица, принятая мной за абитуриентку? Дочка ректора? Внучка министра?

– Я не до конца представилась, – Сима словно услышала мои мысли. – Заместитель начальника базисной лаборатории Серафима Серова.

Нормально так. Может, если хорошенько подумать, то я тоже какой-нибудь тщательно законспирированный принц, лишенный наследства и памяти?

– И не удивляйся ничему, – продолжила завлаб. – Постарайся не удивляться. Со временем все узнаешь и поймешь.

Документы у меня приняли. Нашли фамилию в списках ФИЦИ – факультета истинного целительского искусства – и сказали приходить первого сентября в корпус номер пять.

– Это где? – спросила я.

– Это нигде, – ответила Серафима.

И протянула мне колечко. Почти такое же, как у нее, только вместо камня на нем была буква «Ц».

– Приходишь в четвертый, – сказала одна из девушек, Марта, которая жила на соседней улице, – Поднимаешься на лифте на чердак – там такая специальная кнопочка есть – выходишь и произносишь вслух или про себя «ФИЦИ». Увидишь дверь. Это и будет вход в пятый корпус. Да, кольцо надеваешь прямо сейчас и не снимаешь. Желательно до пятого курса. Оно и есть ключ к пятому корпусу.

– А чего так сложно? – я слегка удивилась подобной конспирации.

– Факультет закрытый, – не очень охотно объяснила Марта. – Организован недавно. В прошлом году состоялся первый выпуск. Отношение к целителям неоднозначно, поэтому приходится существовать на полулегальном положении. Догс набирает студентов сам. И преподавателей тоже сам. Тебя ведь он прислал, верно? Да, насчет стипендии не беспокойся. В первом семестре получают все, дальше – по итогам сессии.

– А… сколько стипендия?

– Прожиточный минимум, – ответила Сима. – Это если не повышенная. Повышенная плюс пять тысяч. После первой сессии можешь брать подработку. Тут ее достаточно, не сомневайся.

Наверное, если бы не появилась Сима, я бы вернулась к капусте и морковке. Заместитель начальника лаборатории, надо же! А как вам превращение зачетных чикс в обычных девчонок? Лично я в полном ауте.

Но сюрпризы, как оказалось, еще не закончились.

Едва я, не оправившись от первого потрясения, вышла в коридор, как нос к носу столкнулась с Поэтом.

– Птица! – завопил он, и я почти физически ощутила, как эхо от его вопля прокатилось по коридору и всем его ответвлениям, поднялось по лестнице и растаяло в пятом, скрытом от любопытных глаз, корпусе.

Группа девчонок, толпившаяся возле массивной двери с надписью «Библиотека», дружно повернула к нам головы. Поэт, как все приличные поэты, любит эпатировать – и стихами, и поведением.

– О сколько зим и сколько лет с тобой не виделись, Поэт! – не растерялась я.

Раньше мы просто обожали экспромты.

– Представь, а мне частенько снится который год все та же Птица! – отпарировал он.

Ну, что я говорила?

Мы с Александром Радищевым, полным тезкой русского поэта и писателя, дружили с детства. Квартиры наши располагались в соседних подъездах, моя маман работала с его папой в одном очень секретном учреждении (ядерный – в нашей интерпретации «ядрёный» – институт далеко за городом). До восьмого класса сидели за одной партой. Странное дело – нас не дразнили женихом-невестой. В начальной школе мы входили в дружную компанию девчонок и мальчишек, а позже, даже если кто-то и захотел поязвить на наш счет, уже не осмеливался. Я показывала ехидам сбитые, никогда до конца не заживающие костяшки пальцев, и открывшиеся было рты моментально закрывались. Да мы с Поэтом и не были парой. То ли это действительно была платоническая дружба, то ли просто не успели. После восьмого класса Сашка уехал в Лесорубинск, куда перевели его папахена.

Первое время мы даже переписывались, а потом, как обычно бывает, поток сообщений измельчал и наконец прекратился вовсе.

– Что ты здесь делаешь? – спросили мы хором и рассмеялись.

И хором же ответили:

– Поступаю.

У желающих попасть в книгохранилище округлились глаза.

– Выйдем, – сказала я и потащила Поэта на волю.

– Поступаешь, значит, – сказала я. – И куда?

– Так сюда же, в политех! Птиц, ты чего? Вообще-то я уже поступил. Пришел расписание узнать. Через два дня же за парту садиться.

Поэт приехал поступать в Заборск.

С одной стороны, это хорошо. Я правда очень обрадовалась встрече со старым приятелем.

С другой стороны – почему в заштатный городишко? Ностальгия замучила? Насколько знаю, Поэт сюда не рвался, ни на каникулы, ни на уик, так сказать, энд. Езды до нас от Лесорубинска всего-то часа три. А если всю дорогу топить, то и два. Так что мог бы и наведываться в гости-то.

– Чего в Москву не поехал?

– Да ну, – Поэт чуть поморщился. – Все как сорвались. В Москву, в Москву. Я тебе что, три сестры, что ли? Небо в алмазах можно и здесь увидеть.

Он посмотрел на меня и уже другим тоном, которым раньше сообщал сокровенные тайны, добавил:

– Птиц, я соскучился. По городу, по речке нашей Желтушке, где мы с тобой купались, помнишь? По школе, по отношениям… Здесь все проще. Там, в Лесорубинске, все немного по-другому. Они не для меня, я не для них. Мы с Лесобрубинском чужие. А здесь я свой. Не знаю, может, и пожалею, что вернулся. В одну воду, как ты помнишь…

– Нельзя плюнуть дважды.

Я помнила. Мы любили изменять на свой лад вековые мудрости.

После Поэта я ни с кем не сошлась настолько, чтобы продолжать начатую фразу. Чтобы додумывать мысль и заканчивать действие. И да, я тоже по нему скучала.