Владислав Кукреш - Сказки о Любви

Детей несказанно обрадовало возвращение человека-растения. Весь день они с ним играли, смеялись, дёргали за зелёные листики и поливали папу из лейки – чтобы рос большим, сильным и никогда не болел.

Кенну произошедшие с мужем метаморфозы тоже устроили. С исчезновением рыбьей головы всё в семье наладилось. Более того, отпала нужда держать в холодильнике банки с опарышами и дождевыми червями. Теперь у любимого совсем другая диета.

Молчаливый муж, который питается только водой и солнечным светом – лучший для жены подарок. Оберегай такого от насекомых-вредителей, и всё в доме будет в порядке.

Так они и жили: в любви и радости. Человек-растение ходил в морские рейсы и радовал пассажиров «Тир-на-Нога» кулинарным искусством, а его жена воспитывала двойняшек и присматривала за домом. Сами же дети росли не по дням, но по часам.

Даниэл и Алан гордятся человеком-растением, ставят отца в пример и мечтают, когда вырастут, повторить его судьбу.

– И ещё, доктор, посмотрите на эти толстые коленки – просто толстенные! Весь этот жир, он убивает меня. Пожалуйста, прооперируйте как можно скорее, – завершила длинный перечень «недоделок» приоритетный клиент сети клиник «Пигмалион».

Опустив локти на стол, Геннадий Шаров вдавил кончики пальцев в виски и, пока массировал голову, изучал ноги Жанны Рутман. Красивые, ухоженные ноги фотомодели – идеальные, как и вся её фигура, голос или жесты. Она сидела на мягком диванчике его личного кабинета – миниатюрные гладкие, как у куклы, ладони накрывают колени, которые в скором времени лягут под нож.

– Жанна Викторовна, вы прошли через почти две сотни операций, – устало произнёс врач. – Грубо говоря, вас слепили заново. Мы убрали несколько рёбер, удлинили на десять сантиметров ноги, сформировали грудь, губы, подчеркнули глаза. На последнем сеансе мы полностью заменили вам эпидермис, дерму…

– Эпи… чего? – переспросила Жанна.

– Кожу, проще говоря – кожу. Она теперь у вас гладкая, как у младенца…

– Да-да, никаких морщин в ближайшие двадцать лет! – воскликнула женщина. – А ещё она прочная-прочная, и такая чувствительная! Вы подарили мне бездну новых эмоций. Доктор, мы с мужем…

– Прошу, без подробностей. Не это главное, – опередил Жанну тот, кого назвали доктором; в действительности Геннадий работал главным программным хирургом и членом правления сети клиник «Пигмалион», но предпочитал думать о себе как о человеке науки, тем более, что в качестве профессора читал лекции в разных университетах мира. – Я хочу сказать, – продолжил Шаров, – что вы – прелестны и…

– О боже, неужели вы снова начнёте меня отговаривать от операции? – воскликнула женщина.

– Ни в коем разе. Я знаю, что это бесполезно, – честно ответил Шаров. – Я просто говорю, что вы очень красивая женщина, и можете перенести сроки. Походите немного с «небольшими дефектами», о которых только что рассказали. Они же почти не видны неопытному глазу. Дело в том, что оперировать вас завтра, как вы хотите, мне не вполне удобно. Через пару часов я должен спешить на самолёт. Важное выступление запланировано на научной конференции в Нью-Йорке, а потом ещё – круглые столы с коллегами. Все мероприятия займут около трёх дней… Так что, может, я прооперирую вас через неделю?

– Нет, доктор, чем быстрее – тем лучше! Я не могу ходить на людях с такими толстыми коленками. Скоро у нас с мужем визит на юбилей его главного партнёра. Да меня там все засмеют!

– Как вариант могу посоветовать…

– Нет, доктор, не нужно. Я знаю, что вы хотите сказать! Даже не думайте предлагать другого человека, который проведёт операцию вместо вас. Гриша сказал, что на меня у вас всегда есть время, а то, что вы лучший в «Пигмалионе» – так это всем известно.

Ещё бы. По-другому он никогда не занял бы пост главного программного хирурга. Другой вопрос, в его компетенцию не входило ни общение с клиентами, ни их оперирование. Его должность – сугубо представительская. Ну и немного научная. Как учёного, Геннадия живо интересовали все новые открытия в мире пластического совершенствования человека, и крупнейшим теоретиком в этой области его признавали вполне заслуженно.

Геннадий Шаров мог в два счёта выставить из кабинета любого, кто вздумал бы перекраивать его рабочий график, но только – не приоритетного клиента номер один. Только не Жаннушку, его проклятие и Немезиду, и кроме всего прочего – супругу Григория Рутмана, президента холдинга «РосЗдрав», в который с самого основания входила сеть клиник «Пигмалион».

– Хорошо. Завтра, так завтра. Чего только ни сделаешь ради клиента, – устало заключил Геннадий Шаров и натянул самую неискреннюю из своих улыбок.

– Спасибо! – просияла Жанна. – Геннадий Борисович, вы просто душка! Так сговорчивы! Поосторожнее с людьми: многие могут пользоваться вашей безотказностью!

Приоритетный клиент номер один не давала Геннадию Шарову ни минуты покоя. Сколько это тянется, лет восемь? Десять? Бесконечные визиты в клинику, а также срывы рабочих планов из-за «неотложных» операций – это лишь часть беды. Жанна любила названивать «доктору» по ночам, обсуждая ощущения после операций, приём медикаментов и диеты, необходимые для скорейшего восстановления.

Последние годы Шаров вёл что-то вроде статистики своих взаимоотношений с женой Рутмана. В среднем до четырёх звонков за неделю, до двух операций в месяц. А ведь ещё проходили личные консультации. И слава богу, если у Жанны хватало совести самой заезжать в офис. Сколько раз его вызывали к «больной» на дом, потому, что она вдруг находила очередные мифические «недоделки», которые страшно уродуют её тело и закрывают выход в свет.

Профессор Шаров полагал, что замена Жанне кожного покрова во многом облегчит ему жизнь. Уникальную технологию создания искусственной кожи на основе нефти и ряда неорганических соединений открыл он сам ещё лет пятнадцать назад. Наивно думал подарить нормальную жизнь раковым больным, а также людям, пострадавшим при пожарах или получившим химический ожог. Сейчас эти наработки больше используют в косметических целях. Так опошлил своё изобретение сам Шаров, когда его назначили членом правления «Пигмалиона».

Конечно, полная пересадка кожи уменьшила число звонков и визитов Жанны к любимому доктору, зато повысила градус безумия просьб. Завершив титанический труд по перестройке её тела, последние годы Шаров обычно удалял лишний жир, периодический возникавший в разных частях тела, но в начале 2217-го года Жанна в очередной раз его шокировала.

Вот она снова в его кабинете: сидя на диване, на котором сидела сотни раз, откровенничает, а Шаров за рабочим столом пристально рассматривает рисунок на салфетке, которую жена Рутмана вручила ему минуту назад – алое нарисованное от руки сердце. Что оно могло означать – одному Богу известно. Шаров знал, что Жанне сорок три, но – спасибо пластической хирургии – выглядела она на восемнадцать, рассуждала словно ей десять, а поступки совершала, как пятилетняя кроха.