Вольдемар Собакин - АПОКАЛИПТО ГЭ

– Грибадиры – это вольные гриботворцы, элита уровня, не побоюсь этого слова! Хороших грибадиров – не более полустони, а лучшие из них, – пан Уи как бы невзначай ткнул большим пальцем себя в грудь, – всегда при делах и востребованы всеми командами разом!

Он сделал паузу, во время которой я как раз нарезал колбасу неровными, но аппетитно толстыми кружками. Взяв один кружок, пан Уи отправил его в рот.

– Говно ваша колбаса, – чуть помяв её во рту, заключил он.

В небе появились тяжёлые, гематомного цвета облака, беспардонно теснящие блаженное томление субботнего роздыха.

– Гриб, как я упоминал ранее, стимулирует отдельные участки мозга, – Уй не без отвращения проглотил колбасу.

– Каждый грибадир хранит секрет формулы своего продукта, посвящая работе над ней всю свою жизнь. Если ты спросишь меня о составе гриба, то знай, что интересоваться об этом у грибадира, всё равно, что спрашивать монашку о размере её бюста, – в благопристойном обществе определённо недопустимо и даже пошло!

– Обещаю, пан Уи, что ни при каких обстоятельствах не буду клянчить формулу твоих грибов! – поспешил успокоить его я.

– Превосходно! – казалось, пан Уи это от меня и желал услышать. – Так вот, в любом обществе, или иной группе особей, обладающих разумом, всегда находится лидер или вожак. Ему в пищу подспудно подмешивается гриб, делают это граберы (компиляторы по-вашему), при этом мастера момента – бэккеры, создают на первый взгляд случайную обстановку, являющуюся на самом деле ни чем иным, как составной частью предстоящего мозгового апргейда. Например, контент из лежащих рядом острого камня, палки и лозы, сподвиг особь, употребившую в этот момент гриб, создать первый каменный топор…

– Постой, – воскликнул я, – только не говори мне, что все изобретения человечества подкинуты вами!

– Ну не все конечно, – усмехнулся грибадир, – колоть черепа собратьев этим топором – придумка исключительно ваша! А все научные и технические открытия – наших рук дело. Менделеву, думаешь, просто так с бухты-барахты таблица во сне явилась? Нет конечно! Его наши бэккеры и планеры вели всю жизнь к этому «открытию», дабы влить в общий план онтогенеза славян ложку стратегического превосходства.

Всё, что я смог выразить в тот момент, относительно услышанного, слетело с моих губ презрительной фонемой «прррр», коей извозчики на Руси исстари останавливали лошадь. Толстяк даже не притормозил.

– Двигать общность людей вперёд по культурно-технологической лестнице эволюции, – продолжил он, – скажу я вам, дело в высшей степени многосложное и затратное, ибо влечёт за собой огромные временные и умственные потуги каждого участника команды!

– И что, на протяжении всей человеческой истории, всякий лидер, начиная от вождя племени, заканчивая президентом страны, плотно сидит на грибе? – внезапно озарило меня.

– Не всегда, но в большинстве случаев. – задумчиво произнёс Уй. – Но политики первого эшелона, передовые учёные, верхушка религиозных культов и деятелей культуры, несомненно, в числе стимулируемых.

– То есть, все они знают о существовании вашей фантастической организации уровней миров?

– Не все, но в большинстве своём…

– И неужели, за тысячи лет никто из них не проболтался остальным о вас, о грибах?…

– Конечно болтали, – перебил Уй, – но сам догадайся, расскажи ты кому про всё, что ты сейчас услышал, где ты окажешься? В лучшем случае в психушке, а в худшем – тебя наши консумеры зачистят. Тело твоё найдут с остановившимся сердцем, или сбитым на дороге… В средние века тебя бы на костре сожгли, а ещё раньше – в жертву богам принесли, а череп твой отполировали и на полку поставили… Прельщает вас такая перспектива, мой друг? – пан Уи засмеялся, с прищуром наблюдая за моей мимикой.

Мимика на моём лице сползла в сторону изумлённой задумчивости, которая выплеснулась неожиданным для визави вопросом:

– Если гриб действует на всех одинаково, то зачем столько грибадиров с индивидуальными составами гриба?

Вопрос, на мгновение, озадачил грибадира шестой Декады. Он задумчиво поводил сморщенными губами, подобно старлетке, прикидывающей предполагаемые ништяки от возможного соития со вторым режиссёром.

– Понимаете, дон Ган, – отыскивая в своём вокабулярии сообразные слова, произнёс Уй, – Я вас посветил лишь в самую малость тайны концепта взаимодействий уровней.

Тут он внезапно замолк, загадочно теребя мочку уха.

– Обстоятельства складываются таким образом, что без вашей помощи мне, по всей видимости, не обойтись. Я вынужден просить вас, дон Ган, содействия в осуществлении моих планов. Разумеется на взаимовыгодной основе!

Весна, внезапным раскатом грома последнего майского дня, оповестила о своей кончине. Небесные плакальщики слёзно затянули проливной отпевальный реквием. Извивающиеся стрелы небесной скорби, вспышками рвущие простыню сгустившегося мрака, окончательно лишили остаток дня блаженной праздности.

Сидя на деревянной лавке предбанника, взирая на дождь сквозь манящие остатки коньяка, я вдруг осознал простую, но восхитительную мысль. Передо мной сидел человек, обладающий по нашим меркам возможностями Бога, но при этом расписавшийся в собственной беспомощности; и этот человек, вот так запросто скачущий между мирами и в игрищах вершащий судьбами человечества, взывает о моей помощи! О помощи простого смертного, безликого юнита команды славян, ну или какая там из их команд рулит русским миром?! Я посмотрел на пана Уи. Он задумчиво смотрел сквозь дождь, печальными с шукшинским прищуром глазами.

– Не понимаю, как меня угораздило оказаться здесь, – изрёк он, – из коматозной палаты Кэлвари Хоспитал в Бронксе я должен был переместиться в Архангельск. А теперь я застрял здесь, в тысяче километров от цели…

Гость в плаще выглядел подавленным даже на фоне меня, человека, с погасшим взглядом, имитирующего жизнь по инерции, в спасительном ожидании её финала. Моя рука как то сама собой оказалась на его плече:

– Хоть мы и из разных миров, но сидим в одной безвылазной заднице; не знаю каким образом, но я к вашим услугам, гер грибадир!

Моя улыбка, отразившись в его глазах, вернулась ко мне тёплым ощущением своей нужности. В шумной компании барабанящего ливня мы расправились со всем алкоголем и закуской. И обстоятельства, и раскрасневшиеся сусала собутыльника, и, в особенности, моя распоясавшаяся во хмелю пытливость, как нельзя располагали к разговорам. Но вопреки всему, мы просто молчали, и нам было хорошо от невесть каким образом возникшего самоощущения взаимного чувства локтя и мужской солидарности.

Промокший пьяный вечер клонил ко сну. Я принёс из машины и надул матрас, постелив уставшему от перипетий угасшего дня гостю на широкой лавке в парной. Пожелав спокойной ночи и, указав направление сортира, я поднялся на второй этаж и завалился на диван.