Вольдемар Собакин - PR христовый

© Вольдемар Собакин, 2018

ISBN 978-5-4483-8807-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

…Человек, стоящий на голове, весит больше, чем, если бы он стоял на ногах. Объяснение этому дать никто не может, но некоторые полагают, что это душа тянет стоящее на ногах тело в небо.

Двумя годами ранее.

В старофоминском психиатрическом пансионате о душах не думали, в нём их лечили. Лечили полным невмешательством, регулярно проводя медицинскую ревизию тел обитателей заведения. Излечившиеся души отпускались в небо, осиротевшие же остывшие останки складировались на местном погосте. За более чем вековое существование душевная здравница облагородила кладбище несколькими десятками ровных рядов могил. Под лучами заходящего солнца, особенно по весне, одинаковые ограды и кресты, безупречно прокрашенные одинаковой краской, создавали ощущение архитектурного рационализма и концептуальной законченности. От этого, казалось бы, по определению скорбного места тянуло каким-то необъяснимым и еле ощутимым ветерком надежды на что-то благостное, а лёгкий шелест прикладбищенского леса убаюкивал абсолютной умиротворённостью.

– Вот скажи мне, Костик, почему вот здесь, – мужчина в белом халате указал в направлении погоста, – красота, порядок и перспектива, а вот там, – показав на высокий забор из металлических прутьев, – там хаос, уныние и бесперспективняк?!

Мужчина глубоко затянулся, выпустил ноздрями дым и, не дождавшись ответа, продолжил.

– Весь этот бедлам, от паталогической несочетаемости двух ингредиентов в кастрюле супа нашей жизни – тела и разума. Сами по себе оба ингредиента прекрасны – возьми упругое тело женщины, или разум интересного собеседника! И то и другое – безусловный максимум наслаждения, но стоит эти прекрасные индивидуальности бросить в один котёл… – мужчина задумчиво замолчал, затянулся и, повернувшись к сидящему человеку в паре метров напротив на скамейке, непринуждённо продолжил.

– А правда, что у тебя три попытки побега за последний год? – говорящий сделал многозначительную паузу и назидательным тоном продолжил, – Вот тут – палец постучал по лежащей на деревянных перилах картонной папке, – я найду ответы!

Казалось ни предыдущая риторика человека в белом халате, ни этот вопрос не произвели никакого действия на Костика, худощавого парня лет тридцати трёх в сером вытянутом свитере и тёмными грязными волосами, отросшими до плеч. Костик всё так же с видом полной отрешённости взирал вдаль куда-то поверх могильных крестов, убедительно изображая овощ.

– Знакомиться нам всё равно придётся, а в этих делах я предпочитаю получать информацию, так сказать, из первоисточника! К тому же переехать туда, – доктор вновь указал на ровные ряды могил, – тебе удастся не скоро. Ну и про дать дёру из этого приюта инфицированных душ – вообще можешь забыть сразу, – полный анриал!

Костик не проявлял ни малейших признаков участия в беседе, а потому доктор, иногда бросающий профессиональный взгляд в его сторону спокойным, чуть замедленным голосом продолжал:

– Ab ovo, как говориться! Ты уже неделю здесь и скорее всего уже смог понять, что до конца своих дней это твой дом. Соглашусь, не о таких домах мечтает современный обыватель, но сто лет назад, поверь, это был очень желанное жилище, я бы сказал – венец тогдашнего домостроения! Теперь на первом этаже – процедурки, персонал, охрана, второй этаж любезно отдан вам, скитальцам разума, обредшим здесь свою последнюю гавань! Ты кстати теперь пятьдесят седьмой член этой, не сказать чтобы нормальной, но весьма дружной семьи. Твоя свобода везде, где нет заборов, в общем, этот чудесный погост и весь двор в твоём распоряжении. Если заскучаешь, лекарство от скуки здесь одно – уход за могилками, – так живое безумство отдаёт дань безумству усопшему! Касаемо членов семьи – буйных тут не держат, все имеют свои заслуги перед Родиной, за что собственно и поселены не в обычную психушку, а в нашу чудную обитель на лоне дивной природы, вдали от людского муравейника и ненужных вам более соблазнов.

Краем глаза доктор заметил на себе взгляд Костика, проходящего вдаль сквозь него, а потому, повернувшись к нему, продолжил:

– Считай, что ты, Константин, попал в пожизненный санаторий. Я пока не открываю твою папку и мне как ходоку по весям человеческой психики крайне любопытно самому определить маршрут нашего с тобой совместного путешествия. Каким оно будет – зависит в большей степени от тебя!

Затушив и отправив в урну окурок, взяв личное дело молчаливого пациента, доктор исчез за обшитой мятым железом дверью.

Угасала пятница второй апрельской недели.

Каждый одинокий мужчина по-своему пытается переносить отравление коктейлем кризиса среднего возраста из чувства никому ненужности, раздирающего ощущения оставшейся позади полноценной жизни и метки «сорокет», перечеркнувшей возможность её камбэка. Кто-то накрепко подседает на алкоголь, кто-то на компьютерные танчики, кто-то пытается урвать последние остатки молодости, предавшись охоте за свежими женщинами, кто-то сгорает в азартных играх, кто-то сидит на наркотиках.

Хрулёв тупо сидел на работе. По подоконнику постукивал лёгкий ночной дождь, создавая некое подобие собеседника. Доктор иногда любил поговорить сам с собой, причём вслух и с присущими реальному общению мимикой и жестами. Это его успокаивало и спасало от хронического вечернего одиночества. Но сегодня речи не рождались, мысли не роились, слова не складывались в предложения. Сегодня, в сорок два года доктору медицинских наук, почётному психиатру Тверской губернии Нестору Георгиевичу Хрулёву, пришло граничащее с явью ощущение приближающегося перелома в его размеренной и однообразной жизни.

Это возникло внезапно во время планового осмотра жильца (так в пансионате называли его обитателей), и так же внезапно исчезло, оставив не придавшему ему значения служителю Асклепия ощущение кольнувшей в его шею тонкой иглы. И вот теперь Нестор отчётливо понял суть произошедшего. Что он понял, как он это понял, объяснить себе он не мог, но фантом того, что его жизнь намерена навсегда сменить вектор, ощущался явственно.

Равнодушный к алкоголю Хрулёв откупорил бутылку коньяка, стоявшего в шкафу его кабинета с незапамятных времён, и залпом опустошил треть бутылки. Пить он не хотел и не любил, но подсознательно повинуясь торжественности момента, посчитал подобное действие единственно уместным. Не привыкший к крепкому алкоголю организм взрослого мужчины унёс последнего на спорную территорию царств Диониса и Морфея. Под стук ночного дождя и собственного сердца Хрулёв спал, чтобы проснуться, как он надеялся, новым человеком.