Александр Олсуфьев - Эмигранты

Ну и пусть, что здесь нет роскоши и ярких, модных, дорогих вещей! Хотя, что душой кривить, иногда, стоя напротив витрин и с интересом разглядывая понравившуюся, изящно подсвеченную вещь, хотелось побаловать себя элегантной безделушкой, но, присмотревшись повнимательнее к ценнику, подвешенному на тонкой ниточке, Женька начинала удивленно оглядываться по сторонам в надежде, что и другие обратят внимание на сию глупость. Вот это, пусть и кругленькое и на изящной ножке, но за столько!.. Однако всем проходящим выставленный за стеклом предмет был неинтересен, никто не останавливался рядом и не округляя глаза от удивления и возмущения, не бормотал, что мир сошёл с ума, что все спятили и жадности человеческой нет предела. Люди с озабоченным видом продолжали спешить мимо по своим делам, и Женька, поёжившись от смущения и от ощущения своей крохотности и беззащитности перед теми цифрами, выведенными аккуратным подчерком на куске картона, молча отворачивалась и уходила прочь.

Пусть обстановка в квартире была скромной и даже бедной. Не важно! Добровольным оценщикам вход сюда закрыт, потому что здесь, в этой маленькой квартирке, единственными хозяевами были они с Колькой, и никто другой не имел права указывать им как и что делать, никто не осмеливался указывать им когда начинать и во сколько заканчивать, никто не мог поднять здесь голос или, размахивая руками, отдавать указания, рассуждать с самодовольным видом как нужно жить и объяснять, почему это столько стоит. Достаточно того, что ей приходилось терпеливо выслушивать всё это прямо или в потоке сплетен с утра до вечера в конторе. Но сегодня это закончилось, закончилось на время благословенного отпуска. Какое, всё-таки, счастье!

«Однако, что он там насобирал?» – Женька прошла в комнату, остановилась на пороге и с одного взгляда оценила размеры разрушений, и прикинула объём восстановительных работ.

Посредине, на полу покоился пузатый чемодан, запертый и перетянутый ремнями, а вокруг: на диване, на спинках стульев, на кресле, на столе и под столом, на телевизоре были разложены майки, шорты, полотенца, рубашки, брюки, обувь – всё, что терпеливый, повидавший на своём веку и привычный к жёсткому обращению чемодан отказался принять внутрь. Колька сгрузил полотенца на диван и сел рядом, болтая ногами.

– Так. Значит собрались. А что же ты мой купальник не положил? – Женька подошла к креслу и сняла разноцветный купальник со спинки. Обернулась и заметила свои летние брюки на стуле. – А про брюки забыл?

– Ма! Чемодан-то маленький, – начал оправдываться Колька. – Я наши летние вещи положил туда. Мы же на юг едем. Зачем там брюки?

– А вдруг, вечером похолодает? Будем мерзнуть? – Женька присела на корточки у чемодана и принялась расстегивать ремни. – Посмотрим, что здесь у нас такое.

Откинув на сторону крышку, под тонким слоем вещей, состоящим из пары полотенец, нескольких маек, шорт и её второго купального костюма, она обнаружила целый склад игрушек, что предполагалось контрабандой перевезти на берег теплого моря, а именно: огромный катер, по диагонали занимавший почти всю длину чемодана, два пластмассовых пистолета, десятка полтора солдатиков и одноухий, потертый плюшевый мишка, подаренный Кольке в возрасте одного года, и без которого он наотрез отказывался ложиться спать, путешествовавший с ними всюду как третий член семьи, и который безо всяких сомнений уже обрёл свойства талисмана.

– Это тебе зачем? – Женька извлекла модель катера и, держа её в обеих руках, с интересом разглядывая замысловатые палубные надстройки и всякие пластмассовые приспособления.

Почувствовав, что его тайному складу контрабандных игрушек наступает конец и что пришло время защищаться, Колька перестал болтать ногами и обиженно загнусил:

– Ма, мы же на море едем. Хотел испытать его там. А то я его в ванне от одного бортика к другому вожу, вожу… – разочарованно бубнил Колька. – Неинтересно в ванне катать его. Он там еле-еле помещается. Думал на море попробовать.

– Ничего не получится, дорогой. Во-первых, там, куда мы едем, случаются очень высокие волны и катер твой может утонуть, а это подарок дедушки, во-вторых, там много настоящих катеров и яхт. Посмотришь на них. Они красивые. А если повезёт, то и покатаемся. А, в-третьих, он просто тяжёлый, и занимает много места. Нет, эту игрушку мы не берем, – Женька решительно отложила модель в сторону.

– Так! Теперь вот это, – она взяла в обе руки по пистолету. Прицелившись в люстру, улыбнулась и спросила. – Ожидаем нападения на самолет или ты думаешь, пираты высадятся на берег?

Колька, надувшись как мышь, сидел молча и обиженно сопел.

– Что молчим?

– А может и нападут? Вдруг нападут? Как защищаться-то?

– Нет. Мне кажется, что всё обойдётся. А в самолёт с твоим вооружением не пропустят, подумают, что ты террорист, да и в гостинице долго объяснять придётся. Однозначно – не берём! – решительно заявила Женька и переложила пистолеты туда же, где на полу, накренившись на левый борт, лежал катер. На дне чемодана, вытянув потертые плюшевые лапки и весело поблескивая глазками-пуговками, остался лежать одноухий медвежонок.

– Ну а этот гражданин поедет с нами. По поводу его кандидатуры у меня нет возражений … – Женька переложила одноухого медведя в угол чемодана и подумала, что казённый, конторский язык настолько проник в её речь, что даже с Колькой она начала объясняться этими корявыми, угловатыми, жёсткими фразами. Нужно последить за собой. Нечего таскать всякую гадость, тем более в отпуск едем, можно и расслабиться. – Всё! Таможенный досмотр закончен.

Поняв, что его тщеславным планам показать всему миру свои лучшие игрушки пришёл конец, и, зная по опыту, что с матерью лучше не спорить, Колька сполз с дивана. Хлюпая носом, сгрёб не прошедшие проверку игрушки и потащил их к себе в комнату.

Конечно, если бы не жёсткие правила определённые не менее жёсткими, а порой и исключительно жестокими обстоятельствами, то Женька позволила бы сыну взять с собой не одного лопоухого медведя, а полный ящик игрушек. Пусть веселится, ведь время летит так стремительно, что скоро, очень скоро, эти игрушки станут ему не нужны и разноцветные машинки, большой катер, из-за которого он сейчас бродит из одной комнаты в другую, не поднимая глаз и обиженно оттопырив губы, все те самолёты, вертолёты, солдатики … всё это обретёт реальные формы и размеры, станет мощнее, стремительнее, дороже и опаснее. А тут ещё оружие…, а об этом вообще не хочется думать. Что ж, правила действуют и им следует подчиняться.

Правила, правила… Везде правила. На улице правила, в конторе еще больше правил, в собственном доме тоже правила. И почти все какие-то чужие, навязанные откуда-то извне. Некоторые со смыслом, но таких мало. Другие – бессмысленные, как их не крути, но за ними чувствуется чья-то жесткая, жадная рука, подгребающая под себя всё, а с владельцами этих рук лучше не спорить и не конфликтовать. Силы неравные. Приходится подчиняться, но неохотно, сопротивляясь на каждом шагу, а потому и дома появляются свои правила, чтобы уберечься, чтобы не потратить лишнего, чтобы сохранить здоровье. Без них, без правил, как-то не получается.