Александр Олсуфьев - Эмигранты

– Значит, возьмем одного медведя? – Женька проводила взглядом сына, который с понурым видом, шлёпая разношенными тапочками по полу, таскал из своей комнаты вещи, раскладывая их на диване. Женьке стало до слез его жалко, но и тащить через границу в чемодане целый арсенал совсем не хотелось – Колька, а где твой водяной пистолет?

– Какой ещё водяной пистолет? – недовольным голосом, не оборачиваясь, переспросил он.

– Ну, тот, что мы купили в начале лета.

– Разноцветный, что ли? В шкафу… Наверное…

– Тащи сюда! Зачем тебе эти, – она брезгливо отпихнула контрабандное оружие подальше от себя. – Они ничем не стреляют, они тяжелые, в воде тонут, а из того ты можешь попасть в краба или в рыбу струёй воды. Это же здорово! Представляешь, струёй попасть в бегущего краба, а он от неожиданности перевернётся на спину и начнёт дрыгать ногами. И в море ты сможешь с ним купаться. С ним можно играть на пляже с другими ребятами.

Колька остановился и задумался, представил себе, как будет охотиться на крабов, ловко перепрыгивая с камня на камень. Сразу было видно, что идея ему понравилась, но гордость не позволяла немедленно отказаться от своих планов, нужно было поторговаться, требовалось потянуть время.

– Ма, но он разноцветный. Девчачий.

– Никакой он не девчачий, – отмахнулась Женька. – А разноцветный пистолет легче найти в песке, если забудешь его где-нибудь. Неси, неси! Это то, что нужно.

Продолжая изображать недовольство, Колька ушёл к себе в комнату.

«Только бы он не был сломан», – думала Женька. – «Но, кажется, этим летом он им не пользовался».

Колька быстро вернулся, неся в опущенной руке яркий пузатый пистолет.

– Вот, он… – протянул его матери.

Женька бережно взяла, осмотрела со всех сторон. Вроде цел. И то хорошо, и стоит недорого, а если забудет где – не страшно, новый купим, и положила в угол чемодана, рядом с медвежонком.

Зная по опыту, что с матерью в таких ситуациях спорить бесполезно, а хныканье, слёзы, жалобы на нелюбовь и на несправедливость ни к чему, кроме раздражения не приведут, Колька смирился, а вскоре, в суматохе сборов и вовсе забыл о своих планах, на что, впрочем, Женька и рассчитывала, потому что знала своего сына как никто другой. Но в отношении себя сейчас она не была уверена, сомневалась, что под гнётом накопившейся усталости сможет терпеливо объяснить сыну скучные правила перелёта и не сорвётся где-нибудь на полпути, и не скатится в гнев, и не повыкидывает всё из чемодана. И тогда пришлось бы Кольке ехать к морю без всего: и без солдатиков, и без оружия, и даже без медведя.

Хотя Женька была человеком отходчивым и, спустя уже несколько минут, начала бы переживать о случившемся, и первая пошла бы мириться с сыном, но подобная вспышка гнева могла испортить впечатление об отпуске с самого первого дня, а что начинается криво, то и растёт далее непонятно как. Поэтому немного хитрости, чуть– чуть понимания, капельку терпения и сборы в дорогу продолжились в обычном, можно сказать, спокойном ритме, если такое вообще бывает.

Спустя уже час Женька с удивлением обнаружила, что вещи начали разбегаться по комнате как тараканы, непонятным образом исчезать из чемодана и появляться в неожиданных местах.

Так Колькины джинсы, в отношении которых она была более чем уверена, что уже упаковала ранее, вдруг оказались висящими на спинке кресла. Женька взяла их в руки и, с недоумённым видом разглядывая, вертела то так, то сяк, судорожно пыталась вспомнить покупала ли она одну или две пары, но воспоминания оставались более чем запутанные, а спросить было не у кого. Впрочем, тоже самое произошло и с её блузками, которые по её же представлению давно уже покоились на дне чемодана, но оказались на самом деле сложены на стуле. Все эти нелепые происшествия её смутили и расстроили, в комнату для дознания немедленно был приглашён Николай и самым серьёзным тоном допрошен, но на все вопросы Колька отрицательно мотал головой, отвечал, что из своей комнаты не выходил, что играл, и при этом вид у него был сонный и замученный. Женька обняла сына, поцеловала и отправила спать.

«Что ж… от усталости можно и голову потерять, не то что какие-то джинсы и блузки», – подумала Женька, обошла комнату по кругу, собирая нужные вещи на диване, потом аккуратно переложила их в чемодан, нагнулась над ним, чтобы застегнуть ремни и осеклась, вспомнив… что забыла зайти в аптеку после работы, докупить необходимые лекарства. Ехать в другую страну с малолетним сыном, пусть и на курорт, но с неполной аптечкой она определила как верное самоубийство.

Что же делать?

Стрелки часов равнодушно указывали на половину одиннадцатого. Все аптеки к этому времени уже закрылись, а до дежурной нужно было брести тёмными дворами, что Женьке показалось, совсем не без оснований, предприятием опасным и неуютным, а потому оставалось лишь обратиться за помощью к тем, у кого, как она знала наверняка, всегда есть всё, начиная от пищевой соли, кончая удачей и семейным благосостоянием, а именно – к соседке напротив.

Женька ещё раз взглянула на часы. Не поздновато ли? Нет, нормально. Тётя Маша, как обращался к соседке Колька и как они привыкли шутливо величать её, разговаривая друг с другом, имела привычку ложиться поздно, и хотя «тётя» эта была ровесницей Женьки, но прозвище укрепилось за ней прочно. Женька вышла на лестничную площадку и позвонила в соседнюю дверь.

Глава 2

Тетя Маша

Не успела она убрать палец с кнопки звонка, как с противоположной стороны послышались приближающиеся, словно подхваченные стремительным вихрем, раздраженные крики, веселый лай и детский смех.

Дверь распахнулась, на пороге возникла сама тётя Маша – высокая женщина, плотного телосложения, в просторном домашнем халатике до колен, волосы её были убраны под яркую, цветную косынку, надвинутую на лоб по самые брови так, что со стороны затылка виднелись забавные хвостики от узелка, по краям из-под косынки задорно торчали бигуди, к уху она прижимала плечом телефонную трубку, в руках держала небольшую кастрюльку, в которой венчиком что-то энергично взбивала, у ног её, ухватившись рукой за подол и раскачиваясь из стороны в сторону, грозя сорвать халат с крепкого торса, смотря на Женьку во все глаза и улыбаясь щербатым ртом, стояла маленькая девочка, а вокруг, оглушительно лая и весело размахивая крысиным хвостиком, носилась пузатая такса по кличке Ричард.

– Да замолчи же, ты! – крикнула в трубку тётя Маша, грозно взирая на таксу, одновременно топнула ногой, однако, не переставая при этом энергично взбивать содержимое кастрюли, и тут же без малейшей паузы, взглянув на Женьку, добавила:

– Это я не на тебя, а ты – заходи! Это я соседке. Соседка зашла. Да, зашла… Не знаю. Ну? Что там дальше было? Так… Так… Забавно. А он? Что он-то? Угу… Угу… А она? – тетя Маша замолчала на мгновение, задумчиво рассматривая потолок, взгляд её цепких тёмных глаз переходил из угла в угол, и трудно было понять то ли она анализировала рассказанное, то ли оценивала качество ремонта, потом толкнула коленом входную дверь.