ИГОРЬ ИРТЕНЬЕВ - Стихи и проза

На небе молния зажглась

И долго там себе горела…

В вечернем воздухе, кружась,

По небу кошка пролетела.

Она летела, словно птица,

В сиянье грозовых огней

Над изумленною столицей

Великой Родины моей.

По ней стреляли из зениток

Подразделенья ПВО,

Но на лице ея угрюмом

Не отразилось ничего.

И, пролетая над Арбатом,

К себе вниманием горда,

Она их обложила матом

И растворилась без следа.

Какая страшная картина,

Какой порыв, какой накал!

По улице бежит мужчина,

В груди его торчит кинжал.

– Постой, постой, мужчина резвый,

Умерь стремительный свой бег! -

Вослед ему кричит нетрезвый

В измятой шляпе человек.

– Не для того тебя рожала

На божий свет родная мать,

Чтоб бегать по Москве с кинжалом

И людям отдых отравлять!

Маша ела кашу,

Мама ела Машу,

Папа маму ел.

Ела бабка репку,

Лопал бабку дедка,

Аж живот болел.

Славно жить на свете.

Громче песню, дети!

Шире, дети, круг!

Ни к чему нам каша

На планете нашей,

Если рядом – друг.

Блестят штыки, снаряды рвутся,

Аэропланов слышен гуд,

Куда-то белые несутся,

За ними красные бегут.

Повсюду реки крови льются,

Сверкают сабли там и тут,

Куда-то красные несутся,

За ними белые бегут.

А в небе жаворонок вьется,

В реке играет тучный язь,

И пьяный в луже у колодца

Лежит, уткнувшись мордой в грязь.

Что за ужас, ай-ай-ай!

Мчится под гору трамвай.

А за ним бежит вожатый

С головой в дверях зажатой.

Вышел он на остановке,

Чтобы выпить газировки,

Очень жажду иногда

Утоляет нам вода.

В это время тормоза ли

У трамвая отказали,

Или кто-то шутки ради

Подтолкнул беднягу сзади,

Только, с ходу взяв разгон,

Сам поехал вдруг вагон.

И за ним со страшным топом,

Не допив стакан с сиропом,

Но в руке его держа,

Наш вожатый побежал.

Вот бежит он за трамваем,

Вешним ветром овеваем,

И у самого кольца

Настигает беглеца,

Головой бодает дверь

И ревет, как дикий зверь:

– Граждане пассажиры,

Своевременно и правильно

Оплачивайте свой проезд.

Не имеющие разменной монеты,

Покупайте абонементные книжечки.

Удивились пассажиры:

– Ты чего кричишь, служивый?

Опустили мы монеты,

Оторвали мы билеты,

Едем тихо, честь по чести,

На своем законном месте.

И вообще, ты кто такой,

Чтоб тревожить наш покой?!

Мы тебя не знаем даже,

Мы вожатому все скажем.

Тут вожатый входит в раж.

– Я, – кричит, – вожатый ваш.

Вышел я на остановке,

Чтобы выпить газировки,

Но пока я сдачу брал,

От меня трамвай удрал,

И от Яузских ворот

Я бежал, смеша народ.

Я догнал вас еле-еле,

Рад, что все вы уцелели,

Все прекрасно, но теперь

Я прошу открыть мне дверь.

У вожатых, как известно,

Есть положенное место,

И, прошу меня понять,

Я спешу его занять.

Обещаю, что кабину

Я отныне не покину,

Газированную воду

Позабуду на три года

И даю себе зарок -

Пить один морковный сок.

Тут старушка рядом с кассой

Говорит приятным басом:

– Мы тебе, вожатый, верим,

Мы тебе откроем двери.

Ты внутри трамвая нужен

Даже больше, чем снаружи.

Раз уж ты частично здесь,

Так и быть, присутствуй весь.

И когда ведешь трамвай

Больше рот не разевай.

Конечно, это горько, но

Бессмертье мне не суждено -

Оно великим лишь награда.

Нет, не воздвигнут мавзолей

Во славу памяти моей,

Да мне, признаться, и не надо.

И двое строгих часовых,

От холода едва живых,

Но неподвижных, словно камень,

Не будут около меня,

Судьбу курсантскую кляня,

Стоять с примкнутыми штыками.

Мне предстоит иной покой,

Я знаю, кажется, какой -

Простая гипсовая урна

Да ниша в каменной стене,

Пусть не престижно будет мне,

Но в остальном вполне недурно.

На стене висит картина,

Холст, обрамленный в багет,

Нарисован там мужчина

Тридцати примерно лет.

У него густые брови

И холеные усы,

Он отменного здоровья

И невиданной красы.

На груди его медали

В честь немыслимых побед.

Да, друзья,

Вы угадали,

Это мой висит портрет.

Пока остры твои глаза

И волосы густы,

Пока ты гибок как лоза

И мышцы налиты,

Пока пылает жар в груди,

Пока рука тверда,

Пока сияет впереди

Счастливая звезда,

Пока горит твоя заря

И горизонт открыт,

Не трать, товарищ, время зря

Устраивай свой быт!

Вы стояли на перроне,

Мимо поезд проносился

Темиртау – Воркута.

Вы кричали что-то громко,

Я пытался вас услышать,

Но мешал колесный стук.

Вот перрон пропал из виду,

Ваша стройная фигура

Тоже скрылася из глаз.

Я лежал на верхней полке,

Напряженно размышляя

Над значеньем ваших слов.

За окном столбы мелькали,

Водокачек вереницы

Уносились в никуда.

Так под стук колес вагонных

В тишине бессонной ночи

Эти строки родились.

Как-то раз Иван Петрович

Летним днем гулял в саду

И увидел там на ветке

Попугая какаду.

– Добрый день, Иван Петрович, -

Вдруг промолвил какаду,

– Что-то вас давно не видно

В нашем маленьком саду.

Ничего Иван Петрович

Не ответил какаду -

Не привык он с кем попало

Разговаривать в саду

Любовь. На вид простое слово,

А говорили – тайна в нем.

Но я проник в ее основу

Своим мозолистым умом.

Напрягши всю мускулатуру,

Собрав запас душевных сил,

Свой мощный ум, подобно буру,

С размаху в тайну я вонзил.

Взревел как зверь могучий разум

И, накалившись докрасна,

Вошел в нее, заразу, разом,

Лишь только ойкнула она.

И что же разуму открылось,

Когда он пообвыкся там?

А ничего. Сплошная сырость,

Да паутина по углам.

Меня зовут Иван Иваныч.

Мне девяносто восемь лет.

Я не снимаю брюки на ночь

И не гашу в уборной свет.

Я по натуре мирный житель,

Но если грянет вдруг война,

Надену я защитный китель,

К груди пришпилю ордена.

И в нижнем ящике буфета,

Где у меня военный склад,

Возьму крылатую ракету.

Ужо, проклятый супостат!

Ее от пыли отряхну,

Стабилизатор подогну,

Взложу на тетиву тугую,

Послушный лук согну в дугу,

А там пошлю на удалую -

И горе нашему врагу!