ИГОРЬ ИРТЕНЬЕВ - Стихи и проза

Я сел рядом с вороной и приготовился слушать.

– Что ж, – сказал артист, обращаясь ко мне, – будем считать, что это и есть все желающие. Ну, здравствуйте. Это твоя ворона?

– Нет, – сказал я, – общая. А как называется ваша труба?

– Бас-геликон, – сказал артист и почему-то вздохнул. – Однако пора начинать. У меня сегодня еще три концерта. Григ. „Пер Гюнт“. „В пещере горного короля“.

При первых же звуках ворона перестала клевать и внимательно уставилась на сцену. Закончив играть, Федоровский встал и поклонился. Я изо всех сил захлопал в ладоши, а ворона крикнула „Кар-р-р!“.

– Ну как, – спросил артист, – нравится?

– Да, – сказал я. – Главное – громко.

– Ничего не поделаешь. Такой инструмент. У флейты, конечно, звук нежнее. Да и таскать ее легче. Но у флейтистов свои проблемы. Ладно, не буду утомлять тебя профессиональными тонкостями. Верди когда-нибудь слышал? Марш из оперы „Аида“?

– Нет, – честно признался я.

– Сейчас услышишь. Гляди-ка, нашего полку прибыло.

И точно. Откуда ни возьмись, прилетела вторая ворона и уселась рядом с первой.

Федоровский надул щеки и заиграл: бу-бу, бу-бу, бу-бу-бу-бу, бу-бу-бу-бу-бу-бу.

Я представил, как мы всем отрядом идем под эти бодрые звуки в какую-нибудь даль, и стал притоптывать ногами в такт музыке. Марш был замечательный. И, когда он закончился, я даже не смог сразу остановиться и еще некоторое время продолжал топать.

– Стой, раз-два! – сказал артист и, достав из кармана платок, вытер им свое большое лицо. – Что бы тебе еще такое сыграть героическое? „Варяг“ знаешь?

– Конечно, – обрадовался я, – как раз то, что надо!

– А слова помнишь?

– Еще бы! „Наверх вы, товарищи, все по местам…“

– Отлично. Ну, три-четыре.

У меня вообще-то слух неважный. И чтобы это было не так заметно, я всегда стараюсь петь очень громко. Тогда все обращают внимание на голос, а про слух как-то забывают.

Я пел так громко и старательно, что не заметил, как начался дождь. Артист тоже увлекся. Дождь становился все сильнее, вороны куда-то улетели, а мы с ним все продолжали.

– Грандиозно, – сказал артист, закончив и выливая из геликона воду. – В следующий раз для такой погоды специально прихвачу водосточную трубу. Что бы ты хотел послушать в заключение нашей творческой встречи?

– „Пусть бегут неуклюже…“

– Сильная вещь, – похвалил Федоровский, – что ж, рискнем.

„Мальчик Дима десяти лет, – послышался вдруг металлический голос откуда-то сверху, – тебя ждет папа у центрального входа“.

– Это не тебя, случайно? – спросил Федоровский.

– Меня, – вздохнул я.

– Ну иди, чего сидишь, – сказал он, как мне показалось, немного обиженно.

– А как же песня?

– В другой раз.

– Но вы же обещали.

– Ладно, так и быть. Но потом беги к отцу.

Когда я прибежал к входу, папа ходил там большими кругами, словно тигр в клетке.

– Где ты болтаешься?! – напустился он на меня. – Я тут, можно сказать, себе места не нахожу.

– Артиста Федоровского слушал. На малой эстраде. Марш Аиды из оперы „Пер Гюнт“. А как ты со старичком тем сыграл?

– Обыграл он меня два раза. Зато я его потом в шашки семь раз подряд. Или даже восемь.

1986

Действующие лица: Пассажир, Контролер

Пустой салон трамвая. За окнами темно.

На сиденье рядом с кассой, приникнув к черному стеклу, сидит единственный пассажир. К нему подходит Контролер.

КОНТРОЛЕР. Ваш билет, гражданин.

ПАССАЖИР. Билет? Какой билет?

КОНТРОЛЕР (строго). Вы оплатили свой проезд, гражданин?

ПАССАЖИР (с горькой иронией). Оплатил… Для этого, друг мой, нужны деньги, а у меня их нет. (Продолжает горячечно.) У меня нет денег, нет родных, друзей. Я один в этом чужом, незнакомом мне городе. Вам когда-либо случалось оказаться одному в чужом городе? Если нет, вы меня просто не поймете, да и зачем меня понимать – кто я для вас? Жалкий бродяга, без роду без племени, затертая игральная кость в руках безжалостного рока!..

КОНТРОЛЕР (дурея). Гражданин! Сейчас же покажите ваш билет, или я доставлю вас куда следует.

ПАССАЖИР. Конечно, что вам стоит вытащить несчастного из последнего пристанища, безжалостно скрутить, сомкнуть на его запястьях позорные оковы и под улюлюканье разнузданной черни бросить в гулкое подземелье, где с потолка сочится вода, а пол усеян крысиным пометом. (Вдруг с неожиданным воодушевлением.) Но взгляни на меня попристальнее. Ведь ты брат мне. Пусть разным молоком мы вспоены, но дышим мы одним воздухом, нам светит одно солнце, какие бы тучи ни затягивали этот вечный свод, и один вселенский вихрь овевает наш утлый шар, бешено мчащийся в хладном мраке.

КОНТРОЛЕР (из последних сил противясь распаду сознания). Гражданин, перестаньте морочить мне голову. Если у вас нет билета, платите штраф, или я действительно приму меры.

ПАССАЖИР (с отчаянной решимостью). Ну нет. Живым я вам не дамся. Пусть на мне бедное платье и род мой не знатен, но рука тверда и клинок, слава Всевышнему, еще не сросся с ножнами. Извольте встать в позицию, сударь! Да не будет нам помехой тряский экипаж! Тому порукой былые абордажные схватки на ускользающей из-под ног палубе, когда глаза застилает багровый туман, из груди вырывается хриплый клекот, а в ушах стоит леденящий хохот демонов бури. Какое оружие выбираете? Шпагу, рапиру, палаш? Мне, признаться, более по сердцу шпага. Рапира с ее лживым изяществом несет на себе печать придворного коварства. Что ни говорите, это оружие дворцовых переворотов. Палаш, напротив, прям и бесхитростен, но грубые раны, оставляемые им, более всего напоминают следы мясницкого топора. Остается шпага – оружие честных солдат и лихих бретеров. Итак, выбирайте.

КОНТРОЛЕР (окончательно ополоумев). Ладно, пусть будет шпага. Но где я ее возьму?

ПАССАЖИР Я отдам вам свою.

КОНТРОЛЕР. А вы как же?

ПАССАЖИР Пустяки.

КОНТРОЛЕР (упирается). Я так не могу.

ПАССАЖИР Хорошо. Давайте сначала я, а потом вы.

КОНТРОЛЕР. А если вы меня сразу убьете?

ПАССАЖИР. Тогда вопрос решится сам собой.

КОНТРОЛЕР. Может быть, вы просто возьмете билет? Если у вас нет денег, я одолжу.

ПАССАЖИР (в сторону). Не пристало дворянину одалживаться у податного! Хотя в худые времена случалось мне одалживаться и у кабатчиков. Впрочем, все мы слуги его величества… (Контролеру). Идет, мой бедный друг. Развязывайте свой кошель. Судя по вашему потрепанному платью, он не так уж туг, но истинная добродетель бежит, как известно, роскошных одежд, в то время как за дворцовыми стенами так часто свивает себе гнездо порок. Но что за странные монеты вы мне даете? Ни в одной из известных мне стран – а я их на беспокойном своем веку повидал, поверьте, немало, – так вот, повторяю, ни в одной из них я не держал в руках подобных монет. Постойте, постойтеѕ (Приглядывается к контролеру, потом к монетам, потом опять к контролеру.) Кто вам их дал?