Дмитрий Быков - О зверьках и зверюшах

Маня держала камень, тяжелый и неудобный, и лапы затекли, но уж раз вызвалась — так уж вызвалась, пришлось держать. Зверек долго возился с цементом, цедил сквозь зубы «погоди-погоди, щас» и «ну давай же ты, зараза», и пояснял поспешно «это я не тебе», и Маня совсем уже устала держать этот камень, и тут зверек сказал «отпускай», она отпустила и еле успела отойти в сторону, и камень опять свалился.

Зверек горестно произнес длинную фразу, привести которую здесь совершенно невозможно.

Сел на траву, выражая всей мордой крайнюю досаду, посидел, взялся опять за камень и покатил его обратно к каменной стене.

— А что ты здесь строишь? — удивилась Маня.

— Дворец, — буркнул зверек.

Мане стало страшно интересно. Место, на котором зверек строил дворец, было место очень скучное, неуютное и неопрятное. Когда-то здесь, видимо, была скала, но она рассыпалась на серые булыжники, растительность на камнях была скудная и какая-то сорная, да еще жители зверькового города сваливали весь свой мусор и хлам, строительный мусор, куски снесенных домов… Одинокий подвиг зверька, который решил выстроить дворец на каменистой лысине, заросшей диким кустарником, показался Мане делом достойным всяческой помощи.

Она подошла к камню, который зверек пытался снова взгромоздить на стену, положила на него лапу, задержала ее на секунду и убедительно сказала: «не капризничай!» Камень послушно лег на то место, куда зверек пытался его воткнуть.

— Да ты иди, — сказал зверек. — Ничего мне не надо. Я сам. А ты вообще девчонка, тебе нельзя.

— Следующий ты куда хотел класть? — спросила Маня, деловито высматривая место для следующего камня.

За два часа работы они положили здоровый кусок стены. Камни вставали на место, как влитые, будто их нарочно подгоняли друг под друга, и быстро схватывались раствором.

— Ой, — вспомнила Маня, — я домой опаздываю.

— Ага, — сказал зверек, копаясь с очередным камнем.

Даже спасибо не сказал, огорчилась зверюша. Шла домой и огорчалась: я ему помогала, а он даже спасибо не сказал. Долго огорчалась. Домой пришла, поела и тут же заснула, потому что, оказывается, устала.

Утром Маня проснулась и поняла, что у нее все болит. И спина, и шея, и все четыре лапы, и еще что-то такое нехорошее осталось на душе, и она поняла, что это обида на вчерашнего зверька.

Мама звала ее дергать морковь с грядки. Обычно Маня любила это занятие, морковь вылезала почти чистая, светло-оранжевая, толстая, и на конце белый крысиный хвостик. Ее можно было помыть под краном и сразу схрупать. Но сейчас у Мани все болело, и даже сползти с кровати ей было трудно.

Мама принесла ей три морковины, положила лапу на лоб и спросила про здоровье.

— Все нормально, — жалобно сказала Маня. — Только устала.

И рассказала про дворец.

— А представляешь, как зверек устал, — задумалась мама.

Маня представила, и ей стало стыдно. Она позавтракала, вышла во двор, с трудом переставляя лапы… Посмотрела на солнце, прикрытое прозрачным облаком. Спросила: мам, а можно я ему морковки отнесу?

Надергала, намыла моркови, сложила в рюкзак, выкатила велосипед и поехала.

Стена приросла еще целым рядом камней, но зверька нигде не было. Маня положила рюкзак под куст и взялась за работу: принесла воды из ручья, нагребла песка из кучи, насыпала цементного порошка из начатого мешка. Камни ее слушались: не хулиганили, легко вкатывались на стену, быстро вставали на место, и Маня сделала уже много, когда поняла, что совсем уморилась. Но остановиться было трудно: все хорошо получалось, а когда получается так хорошо, хочется работать дальше и дальше. Думаешь, ну, вот этот камень и все, а потом — ну, еще один и отдохну, а потом: ряд закончу, тогда уж все. А закончишь ряд и думаешь — а вон там какой камень удобный, вот его сейчас пристроить, и тогда точно все. Остановилась Маня только потому, что стена стала уже высокая, и она почти не дотягивалась до верха.

Она огляделась. На свалке неподалеку валялся старый холодильник, и если бы его подтащить, по нему было бы удобно ходить и выкладывать новые ряды.

Но холодильник был железный, тяжелый. Маня попыталась его тащить, но не смогла.

Она присела рядом и убедительно сказала: холодильник! Ты старый и выброшенный, и лежишь тут совсем бесполезный! А от тебя может быть очень много пользы, если ты поможешь нам строить на этой свалке дворец! Слушай! Не упирайся, а? Давай я тебя подпихну, а ты сам поедешь! Мне надо, чтоб ты воооон к той стене подъехал!

Она обошла холодильник и стала толкать его в торец. Холодильник снялся с места и поехал к стене. Дальше она уговорила раствор не густеть и ложиться ровно, а камни — укладываться дисциплинированно. Только почему-то не вышло уговорить лапы не болеть.

Зверек пришел, когда солнце уже перевалило за полдень, а тени начали удлиняться.

Маня сидела в тени, приладив на голову лопух, и грызла одну из припасенных для зверька морковок.

— Хочешь? — невнятно сказала она.

— Давай, — зверек взял морковку и захрустел.

Взгляд его упал на стену.

— Это кто сделал? — закричал он.

— Я, — скромно сказала Маня.

— Кто тебя просил? Это мой дворец! Это мой проект! Ты все не так сделала! Ты напутала все! Тут вообще все не так по проекту!

Маня расстроилась. Она заплакала. Сказала: «Извини, я не знала». И: «Я хотела помочь». Но зверек махнул лапой и полез на стену.

А Маня села на велосипед и уехала домой плакать.

А у зверька, которого, кстати, звали Степкой, ничего не заладилось.

Камни падали и разбивались, раствор загустел и пошел комками, да еще с холодильника он упал и ушиб основание хвоста.

А самое главное — он понял, что зря обидел Маню. Потому что кладку она положила отличную и ровно такую, как зверек хотел.

— Девчонок тут быть не должно! — бормотал зверек себе под нос, пытаясь заглушить голос совести. — Девчонки только все испортят. Ай, блин!

Это ему камень лапу отдавил.

— Вот влезла девчонка в мою работу, и все пошло наперекосяк. Нет уж, не надо нам таких помощников.

На самом деле наперекосяк все пошло потому, что взялся он за дело злой, разболтанный, не сосредоточенный, что думал о другом, но этого он не понимал. И ушел домой только тогда, когда упал второй раз и подвернул лапу. Ничего он в этот день не сделал.

Маня сидела дома и обижалась. Спина и лапы у нее скоро перестали болеть, домашних дел было много, но зверек с его дворцом не шел у нее из головы.

— Наверное, я все испортила, — думала Маня, — и ему пришлось все разрушить.

Мысль о том, как она виновата перед зверьком, совершенно отравила ее жизнь. В конце концов она села на велосипед и поехала смотреть, насколько велик нанесенный ею урон, а если велик — то извиняться.