Дмитрий Быков - О зверьках и зверюшах

— Спасибо, добрый зверек, — серьезно сказала зверюша, и зверек, потупившись, стал скрести босой лапой пыль на дороге.

— Влюбился в зверюшу, влюбился в зверюшу! — заблажили его товарищи и ускакали прочь, хохоча во все горло.

— Вы на них не думайте… — пробормотал зверек. — То есть не обижайтесь. Они дураки. То есть обычно они ничего, но иногда дураки. Давайте играть в море волнуется раз.

— В него вдвоем нельзя играть. Вдвоем можно в чепуху, в каляки… Подождите, я посмотрю, где у меня карандаш.

Зверюша порылась в кармане фартучка, доставая оттуда гребешок, кружевной платочек, пуговицу, резинового пупса в тряпочном одеяльце, — и вдруг вытащила три восхитительных, волшебных, ярких цветных стеклышка: красное, синее и желтое.

— Можно смотреть сквозь стеклышки, — сказала зверюша. — Вот возьмите синее.

Зверек, которого, кстати, звали Митя, взял синее стеклышко, посмотрел сквозь него, и увидел синюю зверюшу, синие ромашки на обочине, черную траву и вечернее, густое небо. Мир был совсем чужой, незнакомый и странный. Синяя зверюша улыбнулась и протянула ему красное стеклышко. Красный мир понравился зверьку гораздо меньше, чем синий, да и красная зверюша выглядела как-то нехорошо, по больше всего зверька изумило, что с ее платья начисто пропали красные горошины. Без стеклышка смотришь — платье в горошек. Через стеклышко — нет горошка. Митя посмотрел сквозь синее стеклышко: горошины стали яркими, темно-фиолетовыми, зато его собственные синие штаны словно полиняли.

Потом они рассматривали солнечный, хотя и блеклый, желтый мир, и придумывали, где они сейчас, и почему в этом мире одних предметов нет, а другие, наоборот, становятся такими яркими и значительными.

А потом зверюша посмотрела на солнце и сказала, что уже далеко за полдень и ей пора домой, потому что мама будет беспокоиться. Мите было странно слышать, что мама будет беспокоиться, потому что зверки никогда не беспокоятся о том, где их детеныши.

— А чего ей беспокоиться, что с тобой могло такого случиться?

— Ничего такого, мама знает, что я не полезу в омут. Она мне доверяет. Просто я обещала прийти в час, и если опоздаю, мама огорчится, что я не умею держать слово и дорожить временем.

«Какие странности», — подумал Митя, но вслух только протянул «а-а…» и грустно посмотрел на стеклышки.

— Возьмите стеклышки, — сказала зверюша. — С ними можно и одной… то есть одному играть. И приходите к нам в гости: у нас голубая калитка, возле нее две вишни, а на доме нарисован павлин.

Митя прибежал домой, в кривой деревянный домик на окраине зверькового города. Он долго смотрел на зашелушившуюся коричневую краску стен и думал, можно ли на них нарисовать павлина. Потом со вздохов открыл скрипучую дверь.

Папа-зверек сидел в кресле, закинув задние лапы на журнальный столик, читал спортивные новости в газете и курил трубку.

— Пельмени в морозилке, — сказал папа.

— Папа, — замялся Митя, не зная, как сказать, и надо ли говорить. — Я сегодня познакомился с такой чудесной девочкой…

— Что, очень хороша? — усмехнулся папа, не отрываясь от газеты.

— Замечательная! — воскликнул зверек.

— Задние лапы от шеи и рот до ушей? — съязвил папа, вспоминая бывшую жену, когда она была совсем молоденькой зверкой, и даже не думая, что сын его еще только маленький зверек.

— Нет, у нее бант! Она такая пушистая! Она очень славная! Мы с ней так играли! Можно она к нам придет?

Папа отложил газету.

— Она мне вот что подарила! — Митя вытащил из кармана гвоздь, рыболовный крючок, плоский камушек, и, наконец, чудесные стеклышки.

— Ну-ка пойдем на крыльцо, — озабоченно сказал папа. — Дай стеклышки.

Зажав стеклышки в лапе, папа-зверек говорил, неодобрительно посматривая на пушистые зверюшливые облака:

— Это не чудесная девочка, а обыкновенная зверюша. Зверькам водиться со зверюшами что? — за-пре-ще…

— Но… но папа! Ты всегда говорил, что зверюши страшные, а она не страшная, она пушистая! Она столько игр знает! С ней интересно!

— Вот этими играми они таких, как ты, и заманивают. А потом эти несчастные зверьки с промытыми мозгами таскают зверюшам воду на их огородики и знай себе улыбаются.

— Может, им там хорошо, — дерзко предположил маленький зверек. — Если бы им там не нравилось — ушли бы.

— От зверюш так просто не уйдешь. Они тебя всего опутают своей ложью, обовьют, так что ты им еще и должен всю жизнь будешь. Привяжут тебя к себе, вытянут из тебя все, что смогут, используют… а потом выбросят, когда перестанешь быть им нужен. Ты к ним привяжешься, а они тебя выбросят. Да еще маленького зверька на тебя бросят, а сами хвостом виль! — так их и видели.

Папа-зверек так расстроился, что уже и сам не понимал, что говорит он, вроде бы, о зверюшах, а выходит все больше о зверках.

— Папа, да что ты такое говоришь! Они никогда своих маленьких не бросают! — закричал Митя, часто видевший на речке издалека, какими выводками приходят к реке зверюши, как играют со своими зверюшатами, как учат их плавать. (Зверьки учили своих малышей плавать очень просто — бросали в воду и кричали: лапами, лапами работай!)

— Слушай меня, сын, — продолжал папа. — Сейчас ты мне не веришь, но придет время, и ты сам скажешь мне спасибо. Запомни: главное для зверька — его свобода. Зверек должен быть свободен. Зверьку нельзя ни к кому привязываться, потому что всякий друг бросит, всякая любовь предаст, и всякое дитя вырастет и уйдет от тебя.

— Это неправда! — закричал Митя.

— Слушай меня, потому что это важно. В этом зверьковая мудрость, которую я слышал от своего отца, а он — от моего деда. Зверек — это гордое существо. Он никому не нужен, но и ему никто не нужен. Он свободен, и никому не даст привязать себя, чтобы потом не оплакивать утраты и не терять себя в этом горе. В мире зверькам и так живется непросто, чтобы еще связывать себя узами и обременять потерями. Ты сам поймешь это, когда вырастешь, и дай… — он хотел сказать «дай тебе Бог», но решил обойтись без ненужного зверюшества. — И желал бы я, чтобы ты понял это прежде, чем начнешь терять по-крупному. Пусть это будет самое твое большое горе и самая большая потеря.

Папа-зверек размахнулся и забросил цветные стеклышки далеко в колючие заросли выродившейся малины, крыжовника и крапивы.

— Папа! — захлебнулся Митя и побежал за стеклышками.

— Вернись сейчас же! — приказал папа, но маленький зверек его не послушался.

Он долго ползал среди кустов, ничего не видя от слез, весь исцарапался и обстрекался, но стеклышек не нашел. Содрогаясь от рыданий, вернулся зверек домой, но не пошел к себе в комнату, а упал в чулане на старые мешки и горько рыдал до тех пор, пока не заснул.

Папа слышал подвывания маленького зверька, но не шел утешать его, потому что считал, что сделанное им необходимо для правильного воспитания чувств. Лучше сразу отрезать, говорил он себе, лучше вовсе не иметь, чем иметь и потерять, и выходило это как-то неубедительно, и газета была скучна, и табак был горек, и даже пиво кончилось.