Петер Карваш - Юморески и другие пустячки

Так или иначе, мой приятель Модест приближался к своей квартире, преисполненный светлого сознания, что мир в полном порядке — не без его личного содействия, до сих пор недооцененного лишь вследствие злонамеренного совпадения решающих факторов. Как и следовало ожидать, в конце концов он все же приблизился к своей квартире. Об этом свидетельствовали, в числе прочего, движения, которыми он начал ощупывать поверхность своего костюма в местах, где положено быть карманам. В одном из них (естественно, в самом последнем) он нашел связку ключей — от садовой калитки, от домовых дверей, от квартиры, а также ключи, связанные с его работой: от кабинета, письменного стола, сейфа бухгалтерии.

Модест В. подошел к садику, который окружал симпатичный двухэтажный домик и как бы окутывал его отцветающей сиренью, и выловил из связки ключ от калитки с явным намерением ее открыть. Однако что-то воспрепятствовало осуществлению этого плана.

То ли ключ был слишком велик, то ли скважина слишком мала, то ли сам Владивой В. после веселой ночи не был в психической кондиции, необходимой для планируемого действия, которое в связи с его желанием поскорее добраться до постели представлялось неизбежным.

С некоторым недоверием Модест Владивой опробовал еще несколько ключей, например, от кабинета или от стола главного бухгалтера, но они не подходили, и мой приятель счел это логичным; однако тот факт, что к садовой калитке не подходит ключ от садовой калитки, он счел нелогичным и даже глупым.

Что ж, на всякий случай он быстро произвел рекогносцировку, чтобы убедиться, что находится перед нужным домом. Да, он стоял именно перед ним, он узнавал флюгер на крыше, свой балкон, даже свои плавки, которые на нем сушились и в сером рассвете выглядели как чайка с раскинутыми крыльями, он узнавал тюльпаны пани Брандштеттеровой, урожденной Пржеровской, которые красовались на клумбах перед ее окнами на первом этаже; но главное — он безошибочно опознавал кованую калитку с массивным железным замком, к которому по неизвестным причинам не подходил ключ, хотя и его он опознавал совершенно надежно.

Из этого следовало, что замок испорчен. Но как только этот вывод был сделан, проявились последствия особого душевного состояния, в котором Модест В. провел эту ночь: он провел ее, так сказать, в восемнадцатилетнем состоянии.

Все события, о которых был разговор со вчерашнего дня, случились двадцать лет тому назад, все люди, которых они вспоминали, предстали перед ними моложе на двадцать лет, в том облике и с теми свойствами, которыми они обладали тогда.

И не только это. В памяти всех присутствующих в первую очередь остались те воспоминания, которые свидетельствовали о них как о лихих парнях, героях, воплощениях молодости и отваги; воспоминания о катастрофах в области дифференциального исчисления, о любовных неудачах и провалах, о проигранных конфликтах с бесчисленным начальством в той атмосфере как бы испарились или были запрещены хорошим тоном.

Вот почему условно восемнадцатилетний Модест Владивой В., так сказать, Модест Владивой В., погруженный в насыщенный раствор своих осьмнадцати лет, нашел выход из ситуации, соответствующий его жизнеощущению в ту минуту.

Он вскочил на подмуровку каменной ограды, ухватился обеими руками за ее карниз и энергичным движением, соответствующим стилю уже уходящей ночи, взобрался на нее. Однако, поскольку стиль этот опять же не соответствовал наличию бесспорно наличного брюшка, он застрял в этой позе на стенке, отчасти удивляясь, что это он вытворяет, отчасти же чтобы передохнуть.

В этой позитуре — по-видимому, при взгляде на высоту, с которой ему нужно было спрыгнуть и при этом не раздавить тюльпаны пани Брандштеттеровой,— сладостное представление о разостланной постели нахлынуло на Модеста В. В. с особой силой. Всем своим существом он устремился к своей образцово прибранной квартире на втором этаже, к двум уютным комнатам почти уже состоявшегося старого холостяка, с обильно загруженным холодильником в кухне, с несколькими добротными картинами (ручной работы, как говаривала пани Брандштеттерова) и с изобилием мебели, в которой можно было удобно отдыхать, прислушиваться к приятным звукам «Последних известий», курить курево по своему выбору и при этом стряхивать пепел на ковер в полной уверенности, что абсолютно никто не будет против этого возражать.

Однако бывают в жизни ситуации, в которых человеку не следует предаваться мечтам, даже самым реальным и скромным. Данная ситуация оказалась одной из них. Мой приятель Модест осознал это, когда вернулся к действительности и обнаружил, что под ним стоит на тротуаре полицейский и с любопытством его разглядывает.

— А теперь будем спускаться,— произнес он, явно делая вывод из своих наблюдений.

Мой приятель В. собрался было спуститься в сад, но полицейский усмотрел в этом недоразумение. Чтобы выразить это, он первым делом энергично схватил Модеста В. за ногу, а затем строго заявил:

— Желательно все-таки на эту сторону.

— Но я живу вон там,— доверительно сообщил Владивой В., показывая на плавки, по-домашнему сохнущие на балконе.

— Неужели? — сказал полицейский, сделав вид, что это произвело на него впечатление.

— В самом деле,— сказал Модест с обезоруживающей непосредственностью.

— Тогда почему вы лезете через забор? — спросил полицейский с недвусмысленным интересом.— Забыли ключи?

— В том-то и дело, что нет,— правдиво отвечал Модест.

Впоследствии, рассказывая мне эту историю, он уже отчетливо осознавал, что совершил в тот момент роковую ошибку. Ему следовало сказать, что он действительно забыл ключи и собирается — после непродолжительной внутренней борьбы — постучать хозяйке в окно, извиниться и попросить впустить его. Но тогда он правдиво ответил:

— В том-то и дело, что нет.

— Тогда в чем же дело? — спросил страж общественного порядка, как и следовало ожидать.

— Они у меня не подходят к замку,— объяснил мой приятель. Он был маниакально правдив.

— Ах, вот как,— возразил страж и понимающе подмигнул.— Они у вас не подходят. Отлично. Ну вот что, попрошу спуститься! — Он вдруг повысил голос и, чтобы выразить свое отношение более убедительно, начал осторожно как бы тянуть Модеста Владивоя В. за ногу.

Все еще вдохновляемый остатками ночи, проведенной восемнадцатилетним, мой приятель чуть было не поддался искушению стряхнуть с себя суровую длань стража порядка, но затем в нем одержала верх врожденная и выпестованная на службе корректность, и он покорно спустился в партер. Это стоило ему таких сил, что остается загадкой, как же он, собственно, вскарабкался наверх. Из этого мы делаем вывод, что не следует навязывать людям возраст, пусть они сами его выбирают.