Неизвестен Автор - Салон 1-67 - Сборник любительских околоюморных текстов от Anekdot,ru

свет юпитера. и тогда я сказал "давай сыграем" и она сказала "давай": пускай [a4] мимо [b6] мимо [a2] мимо [c6] попал shenderovich

Однажды Дед Матфей заметил: Очень Грустная Песня Старый Пух припух, забурел, но совсем не плох. Он не лох и не жлоб какой-нибудь, елы-палы! До сих пор на скаку останавливает ослов И находит цветущий кактус в ночь на Купалу. А потом он на редкий цветок собирает пчел, Чтоб они, откушав нектара, давали текилу. И хотя в голове опилки, медведь учел, Что в текиловых снах легче-легкого мир покинуть. Что в текиловых снах легче-легкого мирї Так-тої

сергей свиридов

Пятница, 12 ноября 1999

Выпуск 65

"Я врач. Работаю в больнице. Больница у нас хорошая - современная, светлая, чистая. Большая. Я даже не знаю, как следует, ее размеров. Я там был не везде. По утрам хожу на рынок. Там что-то замышляют против меня. Ну, или, по крайней мере, используют меня для чего-то. Не было случая, чтобы я, резко обернувшись, не обнаружил стоящего за моей спиной молодого человека выше меня ростом, поправляющего галстук и глядящего куда-то поверх моей головы. Никогда не удается проследить за его взглядом и узнать, кому он там подает знак. Увидев, что я его заметил, молодой человек поспешно растворяется в толпе. Эти преследователи всегда разные. Но всегда - молодые люди выше меня ростом (чтоб издалека было видно, как он поправляет галстук, это у них сигнал такой). А когда я ухожу с рынка, то, как правило, замечаю, что ко мне привязан воздушный шарик или какая-то другая яркая, приметная вещь. Все это, впрочем, не особенно меня волнует..." Алексей Толкачев. ЗАДУМЧИВЫЙ ЧЕЛОВЕК ИЗ БОЛЬНИЦЫ (по ссылке)

* * * ... но те, кто от любви не умер, когда была им смерть легка на среднем градусе безумья, заходятся с полупинка. Но вспоминают не желанье оно еще находит след, а только рук своих дрожанье, оцепеневший свой скелет перед какою-нибудь Дашей, давным-давно уже не нашей, забытой вдоль и поперек, дешевой правды воздух едкий и двухкопеечной монетки потусторонний холодок, переходящий в ужас плавно, когда доходит - как бесславно, как безнадежно... Твою мать, не ставь на цифру и цитату, когда тебе по циферблату в другую сторону бежать, грести, старательно и тупо, не поднимая головы. Свинец обметывает губы от бесконечного Увы. Все судорогой сведено под сморщенной горячей кожей, и только дерево одно еще на женщину похоже. Она идет, она спешит, спокойна, стискивает руки, и за спиной ее летит полупрозрачный бес разлуки, и дождик льет такой воды, что холоднее не бывает, как будто не ее следы, а самого тебя смывает. Чужие люди, как стена. Все улицы выходят к морю. Прости, родимая страна, но этим не поможешь горю недолог век людской печали. И меж собою не равны другая сторона медали с обратной стороной луны. * * * В апреле со мною не много заботы, О, Господи, дай мне дожить до субботы И что-нибудь сделай с двухдневной весной случалось длиннее иметь перекуры. С гуденьем и лязгом несутся амуры Сквозь трюм корабельный - мой гроб золотой. Я только башкой по нему не стучу, И режу и гну, переборки латая, Но только сгущается мгла золотая. Мне много не надо, я выйти хочу. Ни Родина-мать, ни высокие мачты, Ни желтое солнце на том берегу, Железо одно меня держит пока что, А я удержать ничего не могу. И лучше мне сдохнуть на этом обрыве. Окончена смена и пуст небосклон. Огнем и мечом насшибаю на пиво И в очередь встану до лучших времен.

В.В.Конецкому А трамайчик леденящий Изнутри светился. В пустоте один ледащий Пьяный шевелился. Он сошел на Авангарде И по Экипажной, Где чугунная ограда, Дом пятиэтажный, Двинулся. На виадуке Заплетались ноги, Но уже видна излука Золотого Рога, Кораблей железный хутор. Как с громадных яблонь, Все огни, огни по бухте, Свечи, канделябры. И сводою черной вровень, Там, под виадуком, Тепловозом маневровым Дальзавод аукнул. Ах, аукай, не аукай, А в ночную смену Тяжелей вдвойне разлука И втройне измена, Но рассвет свежее даже Афродиты в пене. В чем клянусь трехлетним стажем, Вставши на колени. Это дело отгорело, Я теперь свободен На красивом белом белом белом пароходе. По четыре через восемь Контрапункт возврата. Хочешь, вахтенного спросим где мы будем завтра? Под натянутым канатом Видищь порт приписки? Катер рейсовый когда-то Швартовался к пирсу. С Чуркина ходил он, ныне Не найти такого. Все мы тут под цвет полыни призраки былого, Обрастаем плотью наспех, Ушки на макушке, На путях гниют запасных Черные теплушки. Обрасту и я под утро Ледяною коркой, Месяц свесится в каюту, Вспенит переборку. Но не скоро ночь шальная Добредет до точки. Эх, Япония родная, Буераки, кочки.

В.Тропину ПИР 39. Чаш тут нет. Одни стаканы. Свет не солнца, а одна Стынет лампа вполнакала, Из-за дыма чуть видна. Но добротной черной тенью Каждый за столом снабжен. Неизвестное растенье Так и лезет на рожон, К пропыленным стеклам жмется, Ну, а там - темным-темно. Что-то нынче не поется, Знать, разбавлено вино. Ну, кому еще здоровья Напоследок пожелать? За любовь? Но что любовью Нам сегодня называть? Нету про нее в анкете, Но пока не поздно, пей За нее. Она на свете, Говорят, всего сильней. Наливай по новой, что ли, Позабыть и наплевать. Может завтра в чистом поле Нам придется умирать? Так за белые ромашки Той неведомой страны, Где свое отпели пташки И стволы наведены. Может, завтра разлетится На кусочки небосвод И с размаха в наши лица Смерть белилами плеснет. Но не стоит раньше смерти Помирать. И до утра Ветер дует, лампа светит Солнца младшая сестра. Что случится,то случится. Ко всему готовы, но Ветер дует в поле чистом И кончается вино. * * * Вставай, любимая. Рассвет уже поставил точку. И по бензиновой росе Трамваи катят бочку. Вставай, любимая, пора. Весь век к восьми. И ладно, Люблю я этот полумрак На лестнице прохладной. Люблю, прощаясь у крыльца, Следить, как неизбежно Уходит с твоего лица Остаточная нежность. С восходом солнца гасят свет В домах родного края, Когда еще прохожих нет. Прощай же, дорогая. Ведь ничего я не найду Дороже утром ранним Свободы этой на лету Оборванных свиданий. Ни отдыха, ни долгих лет. Трамвай летящий с лязгом, Полулюбви короткий свет, Да рельсов свистопляска. Юрий Рудис

Я отбываю, чудо-пташка Ах, смейся, плачь или злословь! Тебе не холодно, милашка? Тебе не холодно, любовь? Ты все же плачешь, хоть и редко: Что сердца нету - клевета. Тебе невесело, кокетка? Тебе невесело, мечта? Рассветы, двери, лужи, лица, Чужое стылое жилье... Где сердце Ваше станет биться? Куда прикатится - мое?

Лада

Времена года Закипает июнь белым пухом, на треть Завалив подоконник и выход наружу. Я внутри, и уже невозможно стереть Ту причину, ту грань между нами, тот снег: Я границу едва ли сумею нарушить. Разлучается солнце на части, дразня Катастрофою, альфа-распадом, кипеньем. Вы ведь тоже когда-то любили меня Посредине июня, в безжалостный век, Запасаясь у солнца огнем и терпеньем. Те снега отмели, и тревожно шуршат Под ногами уже крылья раненых кленов. Вот и город опять переходит на шаг: Разве можно понять, совершая побег, Как живут за ближайшим от сердца балконом? Отлетает сентябрь желтым ветром листвы. Солнце к небу пришито надежней заплаты. Вы однажды вернетесь, беглец мой, увы! Будет падать за окнами каменный снег. Но скитаний - ручьями снегов не оплакать.