Остап Вишня - Выбирайтесь! (сборник)

— Сеялкой!

— А унавоживал?

— Унавоживал!

— А еще задается! А я и не унавоживал, и руками сеял, и зерно на зерне…

И задерите голову и важно так отойдите:

— Вот, мол, каков я!

Вот он и выкусит…

Это ничего, что у него на сто пудов на десятине больше, так зато вы ничего не делали, работали, как и дед ваш работал… У деда на том свете косточки не переворачивались, греха на вашей душе нет…

И так везде…

Увидите стригуна или теленка хорошего:

— С заводским случал?

— С заводским…

— Чего ж ты хвастаешь! Если б у тебя от Иванова чесоточного жеребца такой стригун вылупился, тогда б я удивился!..

А так… . . . . . . . . . . . . . . . . .

Одним словом, не поддавайтесь! Нигде не поддавайтесь!.. Кройте всюду! Кройте тракторы, кройте коллективы, все кройте…

Ведь в самом деле: с помощью машин и науки можно добиться урожая…

А ты попробуй так: царапнул борозду, сыпнул зерна, заказал молебен — и все…

А как уродит, тогда и задавайся!

1925

Перевод С. Радугина.

"Овцеводство" — это значит разводить овец…

А овца, как вы знаете, очень полезное животное: дает молоко, дает шерсть, дает овчины, дает баранину, дает ягнят, а ягнята дают смушки, жареных барашков и шашлык…

Немалая польза от овец, и выращивать их — прибыльное для хозяйства дело.

И выращивают хозяева овец…

Выращивать овец — дело не мудреное.

Пасти их нетрудно, и стричь легко, и кормить их зимой не большое дело, ибо ест овца самое плохое сено и пережевывает и бурьян и солому…

С шерстью возни немного: постриги, перемой, расчеши, спряди, сотки… И все…

А с "бараниной" да "жареным барашком" не работа, а игра: бери и ешь…

Вот и выходит, что овцеводство — дело не тяжелое и не хитроумное…

Только одна штука есть в овцеводстве, которая до того морочит голову, до того мучит овцевода, что он не в силах выдержать:

— Зарежь, а то умру! Да ей же богу, лягу тут и умру!

Штука эта — баран.

Нужен он для твоего десятка овечек на каких-нибудь два-три дня, а держи его весь год!

Не будешь держать — ягнят не будет…

Будешь держать — корми его, ирода, круглый год…

Да еще б ничего — кормить! Нет, ты уследи за ним, чтоб он на шермака чужих овец не покрывал.

Вот в чем закавыка!

Ты держишь барана, а пятьдесят хозяев не держат, на твоего надеются… Пойдешь к ним:

— Здравствуйте!

— Здравствуйте!

— Мой баран в стаде ходит… Так надо бы, чтоб по-хорошему… Ягнята ведь и у вас будут, а кормить мне одному! По тридцати копеек от овцы — тогда пусть ходит…

— Что вы!.. И за что там по тридцати копеек?

— Как за что? За ягнят!

— И так будут!

— Так знайте, что не будет ягнят!

— Да что вы…

Тут и начинается…

"Воспрепятствовать!.."

— Жена, шей барану фартук! Не хотят платить? Что это за народ такой!..

И шьется фартук на барана…

Идет баран утром в стадо, как "чистая горничная". В фартуке…

Шиш у вас будет, а не ягнята!

Приходит баран домой.

Тяжело дышит баран, лоб у него мокрый, рога словно набекрень, фартук на боку, ноги волочит…

Навоздержался… . . . . . . . . . . . . . . . . .

— Привяжи и не пускай! Не пускай, в хлеву пусть стоит!

Привязали барана…

— Пойди, подкинь барану сена!

А на площади как раз овца заблеяла.

Баран — "прыжки в вышину"! На приз! Ясли по хлеву, как автомобиль, разъезжают!

Хозяйка с сеном, а он ее:

Бац!

Летит хозяйка из хлева, а за ней — сено, за сеном — баран, за бараном — ясли…

Отвяжи, а то убьет!

Цок топором по привязи, и баран, как жеребец, через заборы, через огороды — на площадь!

М-м-ме!. . . . . . . . . . . . . . . . . .

Зарежь, а то умру! Ей же богу, умру!

Так вот, самое трудное дело в овцеводстве — это держать барана и не пускать его к чужим овцам!

А остальное пустяки!

1925

Перевод С. Радугина.

Не читаю, знаете… Не читаю… Работы много, а главное, действует как-то нехорошо. Слабею… Придет газета, так до того иногда, знаете, хочется просмотреть, и не могу… Ну не могу и только!

Только примешься — руки дрожат, в жар бросает, на глаза слеза набегает… Посинею весь и брошу…

А то как-то схватил свежий номер, едва развернул и: "Оккупация Рур…" про себя промолвил, а оно меня в правый пах примерно так пальца на два в сторону от пупа как шпиганет! Побледнел весь… Пот с меня так и льется… Жена уж и бутылку с горячей водой на живот и лоб уксусом натерла — не берет… Вертит меня ветряком по дивану… Я и то и се… И что бы вы подумали: аппендицит… Газетный аппендицит. Такая болезнь желудка…

— Не ешьте, — говорит врач, — недели три твердой и слишком горячей пищи.

Вот что было. Только и спасался нежинскими огурцами… Они, знаете, не слишком твердые и не горячие… А то хоть пропадай…

Да что, если вам все рассказать, право, не поверите…

Лег я однажды после обеда отдохнуть (работы ведь уйма — сами, небось, знаете!), взял себе газетку (рискнул-таки!) и развернул… И стало меня ко сну клонить! Да как! Вот уж и на заседание бежать надо, а я сплю. И если бы еще спал, как люди спят… А то что почудилось?! Будто все коммунальные банки соединились в один огромный-огромный. И у здания этого банка будто восемь с половиною ног… И подбегает оно (это здание) ко мне и лезет на меня… Лезет, душит меня и кричит:

— Газета! Газета!

Просыпаюсь, а передо мной жена:

— Газета, — говорит, — вокруг шеи обмоталась, чуть ты не задохнулся!

Боюсь газеты! Не читаю…

1926

Перевод С. Радугина.

— И не пил и много не наедался — только мисочку затирки и съел, — а такое вот приснилось… Как кричал, как стонал во сне, лучше и не вспоминать…

— А что стряслось, Кондрат Иванович?

— Да такое стряслось, такое приключилось, что как вспомню, так и млею… Под сердцем только — дерг-дерг-дерг, в голове туман, и за притолоку, чтобы не упасть, хватаюсь.

Помолился я богу и лег… в кладовке на кожушке… Недолго и ворочался… И вот, пускай бог простит, снится мне, будто я — моя же Мура, будто я, не про вас будь сказано, корова… А моя Мура вроде не Мура, а будто я — Кондрат Стерня… Идет Мура к хлеву, берет веревку, привязывает меня и ведет поить. А оно — январь, холодно — птица падает…

Иду я к колодцу — реву… Замерз, как березовая почка… Реву.

— Не пои меня холодной водой, не то околею…

А она не понимает. Тычет мордой моей в корыто, а там не вода, а лед…

Напился — реву, потому, чувствую, замерз, совсем замерз…

Ведет она меня в хлев, привязала к яслям, кинула сечку, поддала коленом в живот:

— Ешь, черти бы тебя взяли!

А в хлеву ветер аж гудит!.. Как дунет, так словно в тебя какой-то черт сто иголок воткнул… Топчусь я на месте и: