Эдуард Мхом - Дэдвуд (Deadwood). Жгут!

Я не был в Йенктоне. Я представлял Территорию на переговорах по заключению договора. По поводу дальнейшего твоего подкупа для помощи с ордером. 5,000 долларов ты уже прикарманил. Так что суть моего сообщения была такова: «Шёл бы ты нахуй».

Если нога начнет деревенеть, или неметь, сразу сообщай мне. Не вздумай скрывать симптомы, продолжая питать надежды на чудесные свойства этого, блядь, ботинка.

— О человеке надо позаботиться, облегчить его пребывание здесь, пока он не умрёт. Девочки, которых ты к нему отправишь, пусть получают из моей платы.

— А мне мешок говна на руки.

— Ты позаботишься о человеке на смертном одре.

— Человек на смертном одре — это и есть мешок говна.

— Разумеется, мною движут мои же долги.

— Ты же говорил, что раздал все долги.

— Те долги, да. Полностью.

— А это те долги, о которых ты мне не говорил?

— Нет, это долги, которые появились впоследствии. Это, так сказать, последствия тех долгов, про которые я рассказывал.

Над Вами издевались, когда вы были маленьким и беспомощным, мистер Баллок? И теперь Вам повсюду видится несправедливость, которую вы срочно хотите исправить?

И если Вы дышите чистой добродетелью, то моё обоняние привыкло к запаху говна.

— Мистер Толливер, вы разве не говорили мне перед этим, что главная цель военного присутствия видится вам как средство укрепления власти шерифа?

— Много слов, а цель одна — дешёвая демонстрация силы.

Моя мама подхватила холеру и умерла, когда мы ехали из Сиракуз в Индиану, где мой отец собирался заняться фермерством. Фермер из него был как продавец дамских шляпок, однако язык у него был подвешен, чтобы убедить меня в желании мамы на небесах удовлетворять мною его потребности. А затем удовлетворять и тех, кого он приводил, чтобы подзаработать. Ещё она хотела, чтобы я уговорила своих сестёр удовлетворять нужды его и других мужчин. А потом он продал меня Саю Толливеру. Если бы он сейчас был здесь, я бы хотела, чтоб моего папаню мутизили денно и нощно как вот твоего сегодня.

Ну раз уж ты пригнал к нам с этой тревожной вестью, чё б тебе, блядь, не зайти по полной?

Смотаемся в одно место. Там всех троих и покрошим. Посмотрим, как им понравится быть сдохшими членами комиссии.

— Пока малышка София сидит тут со своим учителем, миссис Гаррет консультируется с мистером Буллоком.

— Ну и ладно.

— Как с управляющим её участка, конечно же.

— Хорош уже со своими осторотами на эту тему.

— "Мистер Сверенджер, прошу вас не воспринимать назначение людей из Янктона как угрозу вашим интересам. Я полагаю, члены комиссии вряд ли будут препятствовать на чужбине активному воплощению ваших планов. Не смотря на столь дерзкий шаг выражаю вам глубокое почтение, безмерную благодарность и искренне надеюсь на вашу поддержку. Губернатор Пеннингтон".

— Очередной уёбок. Таких хоть на части рви, а они радостно ускользают и продолжают, блядь, дуть тебе в уши.

— Он пока сам не знает, что хочет. Зато он знает, как проёбывать засланные мною взятки. Это у них врождённый дар.

Так что давайте понатыкаем столбов по всей территории, украсим эту проводную хуйню гирляндами для ускорения прихода херовых вестей и посигналим о наших решениях.

Он с этой блядиной и своим уёбищным шерифским значком парит, блядь, на лёгоньком сказочном облачке.

Гляньте, мчится как одержимый епископ. Сиськи-письки у него на уме. Шериф! Вы никак на работу?

Хочешь привлечь внимание осла, захуярь ему столб в уши.

— Да не хотел я его загубить и зуб на него не точил.

— Ты ж его застрелил.

— Да это всё из-за куртки.

— Гарри спутал Дэна Ханыгу с Дэном Пройдохой. Пройдоха достал свой хер, и стал ссать вон в ту плевательницу!

— Давайте-ка ближе к делу.

— Гарри на него заорал, шоб прекращал, а Пройдоха наставил свой "болт" на Г арри и стал ссать через барную стойку. Я вытащил ствол, шериф и говорю ему: "Вали, на сёдня те хватит. Завалишь сюда до рассвета, пристрелю нахуй". У Гарри вон вся рубаха спереди зассана.

Малышка, да ты никак в предвкушении приезда новых гостей? Мы уже не так радуем. Прям аж в яйцах свербит от любопытства.

— Воздух стал какой-то спёртый.

— По-моему, мы знаем, кто его спёрнул.

— Извиняюсь.

Добро, блядь, пожаловать в Дедвуд! Тут иногда разобрки случаются.

Жиду дай нюхнуть монетку. Они от запаха бабла сразу в чувство приходят, если коньки не отбрасывают.

Джоуни, дай-ка я сам за Мэдди поухаживаю. Мне ж надо выебнуться, шоб произвести впечатление.

Можешь пока пару раз отсосать. А денежку себе оставь, я же гостеприимный хозяин.

— Он не говорил, чё у него там дальше по плану?

— Вернуть револьвер со значком.

— Видишь ли, Эл, вся загвоздка в том, что говорил он это восьмилетнему пацану.

— Стар поправится?

— Ну, если и не поправится, то сдохнет под кайфом.

— Прости, что наблевал.

— Было бы иначе, я бы посчитал, что ты торчок со стажем.

Не стоит разочаровываться в женщинах, пока не встретишь бабу с причудами.

— А чё ж ты не подорвался и не маякнул мне об этом на улке, когда я хотел пырнуть хуесоса?

— Тогда это было бы неуместно.

— Тебе наверняка в рыло кучу раз прилетало, при таких-то поспешных и дерзких ответах.

— Закатай рукава, Дорис. Потрудись от души и развей тревогу.

— Молю бога, шоб плечо у тебя ныло так, словно острозубый зверь раздирает его изнутри.

— Я тебя чем-то обидел?

— А не надо тут кайфовать, кода должно быть херово.

Я верю в следующий принцип: когда люди пытаются развиваться, их нужно поощрять.

Когда я подохну, обещай не копаться в моих останках, а то тя хлебом не корми дай этой хернёй помаяться.

— Его застрелили в Мексике. Там и похоронили.

— Мексика-хуексика.

— Я поехал туда, нашёл его труп и отвёз домой.

— Ну а чё ему там лежать? Он же не мексиканец.

— Рёбра болят?

— Да болят, ёбтить.

— Ну, надо полагать, у Всевышнего с рёбрами вообще был крындец, када тот висел на распятии.

Сто пудов, ты и твой напарник, покидая это место, уссываетесь, мелочно так, по-уебански, когда не полируете свои поршни, пердоля друг друга в сраки. Зуб даю.