Зальция Ландман - Еврейское остроумие

Ни специфически еврейскими по существу, ни фальшивыми в смысле их антисемитской предрасположенности нельзя назвать многие из еврейских анекдотов на эротическую тему. Частично они происходят из Эльзаса, частично же вышли из железнодорожных купе Восточной Европы, где коммивояжеры, практически без исключения, были евреями. Мы уже говорили, что существуют и совершенно аутентичные, с глубоким значением еврейские эротические анекдоты, такие, например, где молодой человек пытается выбрать себе невесту без посредничества, по любви, и такие, где осуждается зависимость любви от денег. Если же отсутствует и то и другое, анекдот утрачивает всякую глубину, хотя с точки зрения и формы, и содержания он может быть в своем роде законченным: так же, как и в случае с его глубокомысленным собратом, многое зависит от таланта и талмудической образованности автора.

Подвидом антисемитского остроумия можно считать, если угодно, и смешные фамилии, которые носили некоторые евреи в старой Австрии. Никто добровольно не возьмет себе фамилию Пульвербештандтейль (буквально: составная часть пороха) или Треппенгелендер (буквально: лестничные перила); однако были фамилии, которые звучали не просто комично, но и весьма неаппетитно. В Австро-Венгерской монархии ведомства, регистрирующие фамилии, охотно позволяли себе такие шутки с неимущими евреями; тот же, у кого были деньги, мог защититься с помощью взятки.

Вот пример такого анекдота:

Муж приходит домой из ведомства, где регистрируют фамилии.

Жена, с любопытством:

— И как мы будем теперь зваться?

— Швейслох.

— С ума сойти! Ты что-нибудь получше не мог выбрать?

— Что значит — выбрать? С этой чиновничьей бандой? Мне только одно ‘в’ обошлось в двадцать гульденов!

(Без "в" — Шейслох: в щадящем переводе — задний проход. — Прим. перев.)

Даже если эти фамилии отражают не еврейское, а чисто антиеврейское, антисемитское остроумие, все-таки нельзя отрицать, что остроты строятся именно на них. По этим причинам некоторые анекдоты такого рода включены в наш сборник.

Мы уже говорили, что израильский армейский юмор нельзя упоминать, что называется, через запятую вместе с армейскими анекдотами евреев Восточной Европы. Это сразу бросается в глаза, даже если обе группы анекдотов по содержанию и форме почти полностью соответствуют друг другу. Глубокое различие между ними обусловлено как раз тем, что для евреев Восточной Европы война, а значит, и военная служба были лишены какого-либо смысла. Во-первых, в большинстве стран Восточной Европы евреи не имели гражданских прав и часто становились объектом организованной сверху резни (таким способом власть "успокаивала" недовольство масс). Во-вторых, прошедших талмудическую школу евреев не так легко было заразить военной истерией и подвигнуть на убийство: они склонны были считать, что вражеская сторона — это тоже люди, которые заслуживают сострадания. Следствием этого у евреев стало отвращение ко всему военному, и отвращение это отложилось в сотнях анекдотов.

Другое дело — Израиль. Здесь евреи, ценой огромных жертв и безоговорочной самоотдачи, построили на древней земле предков собственную страну — и, если этой стране угрожает опасность, готовы бороться и умирать за нее. Они уже многократно доказали: несмотря на то что столетиями они были отчуждены от воинской службы, тем не менее их не покинуло бесстрашие Маккавеев, которые в свое время освободили страну от ига селевкидов, или соратников Элиезера и Бар-Кохбы, поднимавших евреев на последние восстания против римлян.

Если еврейский армейский анекдот попробовать перенести в неизменном виде из Восточной Европы в Израиль, сразу станет очевидно, что, оторванный от своей социальной и метафизической основы, он потеряет смысл и станет абсурдным. Его глубинная мудрость исчезнет, он превратится в самоцельное, почти сюрреалистическое зубоскальство. В Восточной Европе люди смеялись над армейским анекдотом, потому что его содержание было очень созвучно их настроениям. Теперь они смеются, потому что оно не соответствует их настроениям. Столь долго анекдот этот может сохраняться как воспоминание только в условиях востока Европы. Он живет и умирает вместе с иммигрантами из Восточной Европы. Израильская молодежь его не воспринимает. И скоро его никто уже не будет воспринимать.

Отчасти это относится и к "цивильному" анекдоту из Израиля. Он также живет почти исключительно в своих связях с диаспорой. Анекдот этот показывает талмудического еврея, которому чужда активная деятельность, и он выглядит смешным, скажем, в сельскохозяйственной среде (например, вместо того чтобы доить корову, он ставит ей ведро и говорит: "Ну, ну, ну!"). В основе анекдотов, посвященных конфликтам между иммигрантами различных групп, нет ничего специфически еврейского: они не отличаются от тех, которые изображают вражду между баварцами и пруссаками или, в Швейцарии, между базельцами и цюрихцами. Еще несколько лет, может быть десятилетий, и этой разновидности израильских анекдотов больше не будет.

Возникает вопрос: а будет ли вообще в Израиле много анекдотов? Мы к этому еще вернемся.

Есть три причины, по которым анекдоты евреев — или, по крайней мере, лучшие из них — глубже, острее, одухотвореннее и богаче, чем анекдоты других европейских и, как можно предположить, неевропейских народов. Две причины мы уже знаем: во-первых, это внешний и внутренний, постоянно грозящий опасностями гнет, которому подвергаются евреи в изгнании, и, во-вторых, природное остроумие переднеазиатской группы евреев, которые и создали еврейский народный анекдот как таковой. Испанские евреи никогда, даже в самой горькой нужде, не искали утешения в чем-то похожем на народный анекдот.

Но есть и третий, не менее важный элемент — это талмудическое образование, которое вплоть до XX века получали в Восточной Европе мужчины-евреи. Религиозные дискуссии, изобилующие остроумными и хитроумными деталями, развивают и оттачивают дух. К этому следует добавить особенности талмудической техники рассуждений: еврейский анекдот весьма выигрывает, используя эту технику.

Мы уже говорили, что в арамейском тексте Талмуда нет ни гласных, ни знаков препинания, так что уже сам процесс чтения близок скорее к интерпретации. Поэтому Талмуд предпочтительно читать вслух, хотя и негромко, и нараспев, компенсируя мелодией речи отсутствующие знаки препинания.

Подобное мы находим иногда в еврейском анекдоте. Вот, например, шутливое определение:

Что такое последовательность?