Зальция Ландман - Еврейское остроумие

У входа в Государственный банк Санкт-Петербурга стоит часовой. Вольф удивленно качает головой:

— Не легкомысленно ли охрану государственной казны возложить на одного-единственного солдата?

— Ах, — машет рукой Гирш, — этого вполне достаточно. Казна все равно пуста.

— Ага… Тогда зачем солдату вообще тут стоять?

— Ну, это-то понятно. Ему приказано стоять, он и стоит — по крайней мере, не может грабить где-нибудь в другом месте.

Гольдфельд стоит перед судом: он торговал поддельным вином. Не полагаясь на адвокатов, Гольдфельд защищает себя сам:

— Ваша честь, вы что-нибудь понимаете в химии?

Судья:

— Нет. Я юрист.

— Господин эксперт, вы разбираетесь в законах?

Эксперт:

— Нет. Я химик.

— Ваша честь, чего же вы хотите от бедного еврея? Чтобы я разбирался сразу и в том, и в другом?

В шабес приходит Нахман к Шмулю — и что он видит? Шмуль сидит за столом совсем голый, только шляпа на голове, и читает Талмуд.

— Шмуль! Что с тобой? Почему ты совсем без одежды?

— Я думал, в такую жару ко мне никто не придет.

— А зачем тогда шляпу надел?

— Так я думал, вдруг кто-нибудь все-таки придет.

— Янкель, я просто голову себе сломал. Целый день думаю: в состоянии ли Бог создать камень такой тяжелый, что он сам не сможет его поднять?

— Мойше, зачем, собственно, нужна буква "п" в имени "Аман"?

— В имени "Аман" нет буквы "п".

— Как так нет буквы "п"?

— А зачем нужна буква "п" в имени "Аман"?

— Вот и я про то спрашиваю.

Иешиве-бохер рассуждает: "Вот говорят, что могущество Божье безгранично! Чушь! У него даже денег нет! Когда он пообещал евреям, что они уйдут из Египта с богатствами, он им дал хоть грош из собственного кармана? Нет, он посоветовал им одолжить серебро и золото у соседей египетских! А вот несчастья, которые он на египтян обрушил, не понадобилось ни у кого одалживать. Этого добра он из собственного кармана брал сколько угодно…"

Толкование Библии. Еврей читает: "Тисал катал имрати" ("Польется (…) как роса речь моя", Втор. 32, 2). Прочитав, переводит и комментирует:

— "Тисал" — это, должно быть, "опухший"; "катал" — "как гора"; "имрати" — "моя теща"…

Вы спросите, как это так: "тисал" — "опухший"? А что же еще, если не "опухший"? Вы спросите: с каких пор "катал" означает "как гора"? А что еще, извините, это означает, если не "как гора"? Вы станете возмущаться: при чем тут "моя теща", если написано "имрати"? Но подумайте сами: если кто-то распух, как гора, то кто это, если не моя теща?

Как известно, никто не знает, где похоронен Моисей. Некий еврей, который много занимался изучением еврейских религиозных текстов, рассуждал таким образом:

— Одни говорят, Моисей перед смертью сам запретил обозначать место, где будет лежать его прах: он опасался, что люди будут обожествлять его личность наподобие язычников. Другие утверждают, что могилы Моисея нет и вообще быть не может, потому что Моисея, когда он умер, ангелы тут же вознесли на небо…

Но настоящая причина известна мне одному. Моисей просто хотел избавить себя и своих единоверцев от позора: он-то знал, что ему по сей день не поставили бы приличного надгробного камня.

Об Иофоре, тесте Моисея, в Библии говорится, что у него было семь имен.

— Я знаю, в чем дело, — объясняет студент иешивы другому студенту. — Когда у нас в городе еврей выдает замуж дочь и дает за ней приданое, он после этого объявляет себя банкротом и берет себе другое имя. У Иофора было семь дочерей!

В Берлине в свое время было два известных универсальных магазина. Один назывался "Герзон", второй — "Израиль".

Маленькая Руфь приходит домой после занятий по Закону Божию и говорит:

— Учитель сегодня рассказывал про Герзона.

— Деточка! Про Герзона?! — удивляется тетя.

— Ну, может, про Израиль, — поправляется Руфь.

Учитель:

— Мориц, перечисли мне двенадцать малых пророков.

Маленький Мориц монотонно перечисляет:

— Рубен, Шимон, Леви, Иссахар, Зебулон, Иосиф, Беньямин, Нафтоли, Гад, Ашер…

Учитель:

— Стоп, стоп! Эфраим, ты можешь мне сказать, с кем перепутал Мориц двенадцать малых пророков?

Эфраим, сын юриста, после краткого раздумья:

— С адвокатами Первого берлинского земельного суда.

Кон в Каире:

— Памятники в окрестностях просто великолепны. Но этот отвратительный климат! Эта жара! Ничего удивительного, что евреи в свое время решили сделать отсюда ноги.

Почему у евреев такие длинные носы?

Потому что Моисей сорок лет водил их за нос по Синайской пустыне.

Швуэс, или Пятидесятницу, евреи считают тем самым днем, когда Бог на горе Синай дал им десять заповедей. В этот день, по старинному обычаю, они не должны есть ничего мясного. С этим связан анекдот, в котором говорится, что десять заповедей — слишком тяжкое бремя, потому что не дают человеку наслаждаться жизнью.

— Ты знаешь, почему в Швуэс нельзя есть мяса?

— Конечно! В свое время в этот день весь скот был согнан к горе Синай, принимать Тору. Для остального народа Израиля скота не осталось; вот с тех пор и существует этот обычай.

— Счастье еще, — говорит Ицик, — что Моисей был косноязычным, а то бы он нам куда больше заповедей напридумывал!

— Морицхен, ты вот ходишь на занятия по Танаху (Библии). Вы там уже прошли десять заповедей?

— Нет, дядя. Пока только десять мучений.

— Шлойме, мне вот что бросилось в глаза. Сказано в Писании: на седьмой день не делай никакого дела ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя, ни раб твой, ни рабыня твоя, ни скот твой, ни пришлец, который в жилищах твоих… Только вот про жену там почему-то ни слова!

— А чего тут непонятного? Про жену и так каждый знает, что она даже в шабес тебе покоя не даст.

Бедный иешиве-бохер приглашен в шабес на обед к богатому еврею. Изголодавшийся юноша то и дело подливает себе дорогого хозяйского вина и макает в рюмку кусочки пышной халы. Хозяину больно смотреть, как исчезает его вино. Но не одергивать же гостя прямо за столом! Тут ему приходит в голову идея, и он делает такое замечание:

— Вот вы очень знающий молодой человек. Можете ли вы объяснить мне, зачем Моисею понадобилось разделить воды Красного моря надвое? Ведь каждый еврей просто мог обмакнуть в воду кусок халы — и море высохло бы.

Бохер задумался, потом сказал:

— Мысль неплохая… Но в данном случае она не годится. Ведь тогда как раз был Пейсах ( еврейская Пасха, когда празднуется исход евреев из Египта и вместо хлеба едят только мацу), так что ни о какой хале не могло быть и речи!

На сейдер, пасхальную трапезу, согласно древнему обычаю на стол ставят блюда, символизирующие память о египетском пленении.

В сейдер семья сидит за праздничным столом. Маленький сын рассматривает блюдо с мелко нарезанными серожелтыми фруктами, напоминающими глину для кирпичей, символ тяжкого труда, который был уделом евреев во время плена египетского. Рядом лежат горькие травы, символ перенесенных там горьких страданий… Мальчик спрашивает задумчиво: