Павел Зайцев - Увидеть море

- Что играть? — обратился к нам взмыленный от жары синтезаторщик.

- Отдохни, — отклонили мы его услуги, — мы сами.

Выждав пару секунд, пока гул утихнет, я глубоко вздохнул и запел чистым и проникновенным голосом:

- Выйду ночью в поле-е с конём, — понеслось над притихшей толпой, — ночкой тёмной тихо пойдём, — подхватил Миша в терцию.

Наши голоса, усиленные микрофонами, звучали то задушевно, то набирали мощи и звенели неистово и пафосно. В кульминационный момент песни синтезаторщик за нашей спиной не смог оставаться равнодушным и ворвался с лирической подкладкой из скрипичного оркестра на своём синтезаторе.

- Золотая рожь, да кудрявый лён, я влюблён в тебя Россия, влюблён, — на фоне пронзительных скрипок куплет прозвучал так величественно, что в последующей паузе наступила мёртвая тишина, на мгновение стало слышно, как в соседнем селе за рекой лают собаки.

Я выдержал театральную паузу и закончил один, вложив в последнюю строчку всю проникновенность и задушевность, на которую был способен:

- Мы идём с конём по по-олю вдвоём.

Труднее было выбрать более удачный момент для этой песни. Вся свадьба взорвалась ликующими криками и аплодисментами. Это был конец соревнования и настоящее начало свадебного торжества.

Уже никто после этого не путал моего имени. Армяне были так впечатлены нашим исполнением, что я для них уже стал не человеком из противоборствующего лагеря, а что ни на есть «своим» родственником. Многочисленные Светкины дяди и тёти смешали ряды и бежали обниматься и чокаться с моими родителями и родственниками. На нашей свадьбе наступил полный интернационализм и «встреча на Эльбе».

- Павлик, — отец отозвал меня в сторону и произнёс торжественным тоном, — сегодня ты сделал меня очень гордым, что у меня такой сын. Счастья, вам сынок, со Светой в жизни, и спасибо, что доставил нам с мамой такую радость!

Поцеловавшись около тридцати раз на пресловутое «Горько», мы с невестой незаметно улизнули с торжества. Навстречу попался мрачный Толик.

- Ну как там у вас с Юлей? — заговорщически подмигнул я «дружку».

- Да, никак, блин! Там папа её за ней, как ищейка следит, только отойдём куда-нибудь — «Юля-я… у вас всё там хорош-о-о?!» — Толик раздражённо передразнил Юлиного отца. — Пойду, нажрусь с горя!

- Ладно, давай, удачи, ловелас, — со смехом я и Света попрощались и направились в подготовленную для молодоженов комнату.

Жара, усталость и нервы сделали своё дело. Добравшись до кровати, мы рухнули в постель и проспали всю нашу первую брачную ночь, как убитые.

На пятом курсе учиться совсем не хотелось. Взрослые, зачастую уже женатые люди, без пяти минут свободные кузнецы своего счастья, и вдруг — учиться. Нелепица какая-то.

Единственное дело, которое приличествовало, по нашему мнению, умудренным двадцатилетним мужам — это солидно попивать водочку по вечерам, ругая правительство и безденежье. На пары мы ходили регулярно — каждые две недели, но этого садистам-преподам казалось мало. Пятикурсников ждало испытание педагогической практикой.

Женская половина будущих учителей тряслась от ужаса. Сдавать преподам вызубренные «домашки», это не урок вести. Дитё оно в массе — свирепое: всех пробует на зуб, и при любой слабине разорвёт в секунду. Особенно это касается подростков. С младшими полегче, но тоже не сахар. Тут и лидерские навыки требуются, и умение выступать перед незнакомой аудиторией, и педагогическая жилка. В общем, как сейчас бы сказали — челендж!

С выпученными глазами студентки носились, переписывая друг у друга планы уроков и вынюхивая в какой школе дети поспокойней, и руководитель практики помягче.

Меня в этот момент занимал творческий поиск… в том смысле, что я по пьянке у кого-то оставил свою гитару и теперь не мог её найти, и кризис первого года семейной жизни. Это только позже я узнал, что кризис второго года семейной жизни гораздо страшнее, и сравним только с кризисом третьего года, который покажется просто воскресным пикником в сравнении с кризисом четвертого года. Ну, и так далее…

Соответственно я самозабвенно бухал, не задумываясь о планах уроков. К тому же проходить практику я должен был в последнем потоке и пока лишь пару раз в неделю посещал уроки других практикантов в рамках «обмена опытом». Зрелище было воистину жалкое. Красные от смущения практикантки бормотали в пустоту фразы из заготовленного заранее плана урока, изредка прерываясь, чтобы громко пискнуть, что-то вроде: «Ребята, пожалуйста, не кричите! Пожалуйста, сядьте на своё место!»

Дети, почуявшие анархию, моментально слетали с катушек и носились по классу, дёргая друг друга за косички и кидаясь «сифой». Обычно в начале урока я не вмешивался, чтобы не подрывать авторитет «преподавателя», но минут через двадцать моё терпение истощалось и, рявкнув пару раз с задней парты, я восстанавливал спокойствие в классе. Затюканные однокурсницы награждали меня благодарным взглядом, а маленькие дьяволы в шоке посматривали округлившимися глазёнками на «строгого дядю».

Единственным толковым преподавателем из десятка практикантов, чьи уроки я посетил, оказался Миша. С неизменной вежливой доброжелательностью он придумывал ученикам всё новые и новые интересные задания, и, кажется, сам с удовольствием в них участвовал. Дети были так увлечены, что просто не успевали отвлекаться для учинения беспорядков.

Входя в класс на свой первый урок в качестве преподавателя, я был абсолютно спокоен и уверен в себе. После десятка выступлений перед тысячной толпой на институтских рок-концертах «боязнь сцены» мне не грозила. Однако неприятный холодок в животе всё-таки присутствовал.

- Здравствуйте дети! Это — Павел Сергеевич, он будет вашим новым учителем, — пожилая учительница одарила меня улыбкой поддержки, и ретировалась «на Камчатку», проверять домашние задания. С первых минут урока стало понятно: преподавательство — это моё.

По правде говоря, управлялся с шестым классом «Б» я ничуть не хуже, чем его классная руководительница.

Умение работать с коллективом я отточил ещё на пьянках в общежитии, где мне приходилось ораторским искусством переводить внимание девушек с более симпатичных сокурсников на мою скромную персону.

Дети под моим руководством демонстрировали удивительное послушание и прилежание. Поражённая таким резким контрастом с предыдущими практикантами учительница разнесла мою славу по всей школе.

Учителя заглядывали на мои уроки по двое и по трое, и неизменно рассыпались в похвалах. Однажды, после уроков ко мне подошла завуч и предложила несколько уроков позамещать преподавателя в 10-ом «А».