Виктор Шнейдер - Акынская песня с прологом и эпилогом

Четверть часа общения с почему-то не убывающей бутылью не слишком вывели курсанта из равновесия, но настолько, что он согласился с Саней, что ему не грех проветриться у открытого окна на кухне. Теперь наступала главная часть комедии:

- Леночка, что-то парня того долго нет, проведай его там, на кухне.

А еще через минуту-две:

- Фарид, загляни на кухню. Куда-то Елена делась?

Остальное прошло как по-писаному: обнаружив курсанта, по пьяни грязно пристававшего к насмерть перепуганной Леночке, Фарид заломил ему руку и так пошел пролвожать домой.

- Красиво, - мило улыбнулась Сане сообщница (все-таки страшный человек! ).

Леночка, между тем, все не возвращалась. Саня вышел в коридор. Она сидела там, чуть не плача.

- Ну, стоит ли расстраиваться?

- Да-а... но вы извините, ребята...

Вот теперь-то Саня твердо почувствовал себя подлецом и негодяем. И готов он был провалиться сквозь землю со всеми своими комбинациями.

- Это ты извини, - сказал он более чем искренне, но тут же и сам сообразил, что звучит это просто как формула вежливости...

- Нет-нет, это вы извините! Он вам, наверное, весь вечер испортил?

- Нам? - хоть вешайся.

- Вот, Саня, страх-то какой... Я ведь его десять лет знаю, сколько живу здесь: он мой сосед. Тихий такой, скромный... Кто же знал?.. - немного помолчав, Леночка, кажется, не успокоилась, а только наоборот. - А если так муж запьет? Что делать? Бросать? Разводиться? А если детей куча? - и опять: - Он что, правда вам сильно испортил вечер?

Саня пробормотал что-то вроде: "Все хорошо, все нормально", - и подумал: "Только бы не расплакалась. "

Тут, к счастью, раздался звонок в дверь. Леночка встрепенулась и с радостной гостеприимной улыбкой кинулась открывать.

Саня без особого любопытства глянул, кто пришел, и открыл рот от удивления: на пороге, столь же обалдело смотря на него, стоял Аркаша.

- 9

А в нас тоска по нежному,

И хочется любви.

М. Щербаков.

- Уж кого я не ожидал здесь увидеть, так это тебя.

- Ну, еще Улафа Пальме.

- Так как тебя все-таки туда занесло? - Саня с Аркашей ехали от Леночки в полупустом ночном автобусе - грязном, ломаном, с изрезанными сиденьями, на которых пестрели надписи: "АлисА", "Rock-n-roll жив! ", "СГПТУ-124" и телефоны, явно женские.

- Позвонили, попросили приехать с гитарой, объяснили - куда.

- Кто? Кто позвонил? Мне именно это и интересно.

- Один знакомый, курсант... Кстати, здесь его не было. Так что, может быть, он звал меня не сюда.

- Ты недоволен?

- Нет, неплохо посидели.

- А чего тогда так рано ушел?

- Да девица одна должна позвонить.

- ???

- Ты знаешь, такая история: она мне вчера позвонила. "Аркадий, говорит, - то-се, извини-подвинься, в общем, я тебя не знаю... "

- ... и знать не хочу...

- Да нет, не в том смысле. Мы действительно незнакомы, она мой телефон в старой записной книжке нашла.

- А-а, ну-ну-ну, чужой рукой написанный.

- Да. А ты откуда знаешь?

- Знакомый стиль.

- Чей, если не секрет? - спросил Аркаша с натужной беспечностью.

- Да мало ли... На Сида похоже, - и скороговоркой, будто проболтавшись: - То есть нет, это, конечно, не он, но кто-то с очень похожим складом ума, быть может...

Аркаша нахмурился.

Он ни на грош не верил, что Володя, которого они зовут Сидом, может вести против него какую-то игру, поэтому и доверял ему все свои тайны, а значит - был перед ним беззащитен...

- На Сида?.. Да... Он в последнее время... вообще... сильно изменился.

Эта непонятная, некстати выползшая из Аркаши фраза как будто была сказана по Саниному заказу. Но, значит, медлить нельзя. Все придется сделать сегодня, вопреки просьбе Сида подождать. Завтра его слова прозвучат уже странно и как бы "вдогонку".

Сид - человек необидчивый. Он поймет, хотя сволочью обзовет обязательно.

- И ты заметил, что он изменился? Да, это так. И знаешь почему? Говорят...

... В этот момент засыпавший уже Бродяга резко открыл глаза, тряхнул головой и выдохнул:

- Какая все-таки сволочь!

- Ты чего, Вовка? - толкнула его в бок Марина. - Кто сволочь?

Бродяга спал...

... Аркаша с тоской, но уже как-то отрешенно подумал, что не сможет, как прежде, позвонить Володе, чтобы все обсудить.

Убежденному фрейдисту Сане удалось добиться своего: сперва заставить Аркашу бояться Сида, а потом сунуть ему информацию, пусть самую бредовую, но уменьшающую страх. Это было проделано так аккуратно, что Аркаша и сам не заметил, что в нем произошло, и просто искренне жалел Володю, могучий организм и мозг которого будет теперь разрушаться наркотиками.

Но почему? Чтобы получше это обдумать, Аркаша даже вышел на остановку раньше, хотя и не любил ходить пешком.

Из-за чего люди начинают колоться? Из-за того же, из-за чего пьют и курят: неурядицы на работе, заморочки с женщинами, скука... Последнее походит на правду: человеку, который видит других насквозь, не может не быть с ним скучно. (Аркаша даже в мыслях пытался польстить Володе, опасаясь, не читает ли он их сейчас. ) Может быть, у него от этого поле увеличивается, может быть - еще что-то: нормальные, человеческие мотивы могут и не подходить. Но организм-то у него уж наверно человеческий! Значит, постепенно наступит вялость, перестанет интересовать окружающее. Видимо, и ломать начнет. Представив Сида в буйстве, Аркаша поежился и особенно остро почувствовал, как срочно его надо спасать. И ни помощника, ни советчика. Думать надо было самому.

Тоскливым одиночеством прожгли его светлые окна соседнего дома. За каждым из них жили люди. Им, конечно, было тепло и уютно. У них играла музыка, звучал смех. Им было хорошо. Так хорошо, что вовсе не нужно отдергивать занавески и искать глазами в заоконной золотой осени одинокого паренька с гитарой. Им было наплевать на Аркашу.

И пусть. Вокруг желтели, краснели и облетали деревья. Аркаша сошел с дороги и побрел по газону, пиная ногами шуршащие листья.

Вот здесь бы и пройти с любимой девушкой, красивой и стройной. Но, увы, не теперь. В другой раз. Видимо, уже по другой листве. И точно - с другой девушкой. Хотя это, наверное, не так уж и...

Раньше, когда Аркаша видел парочку - навстречу идущую или в метро на эскалаторе - ему мерещился в этом символ чего-то вечного, победы жизни над смертью, что ли... Трудно объяснить... Ну, конечно, когда у самого проблемы, примешивалась и зависть... Но это - вторичное и мелкое. А основное чувство, так сказать, жизнеутверждающее... А теперь первым делом он, против воли даже, начинает прикидывать: который он (встречный этот - поперечный) у нее (спутницы своей) по счету, и как часто она изменяет ему теперь, и чего он-то идет с нею, если сам в то же время на каждую прохожую заглядывается, и снова же она, со своим раздутым счастьем или плохо скрываемой доподлинной брезгливой скукой, чего на самом деле думает?