Олифант Олифант - Секреты крылатых слов и выражений[СИ]

Подойдут, бывало, страдальцы к Моисею. Стоят, переминаются с ноги на ногу.

— Ма кара (что стряслось)? — подозрительно спрашивает тот, хотя, прекрасно догадывается, откуда и зачем ходоки.

— Насчёт манны…

— Слушайте, имейте совесть, мужчины. Неужели трудно потерпеть? Всего–то лет двадцать осталось.

— Разве мы ропщем? — заискивают иудеи. — Просто, малюсенькая просьба. Нельзя ли несколько разнообразить вкусовые добавки? Пусть аромат мёда у манны останется, но будет, к примеру, по понедельникам — липовый, по вторникам — гречишный, по средам…

— Прочь отсюда! — замахнётся посохом Моисей. — Сегодня вам, кус амак, привкус поменяй, а завтра вместо воды вино потребуете? Мы тут, на минуточку, бедствуем и скитаемся, а не на пикник пришли.

— Ой, что так ругаться? Просто спросили, — испуганно попятятся соплеменники. И уйдут…

МАРТЫШКИН ТРУД

Морякам без везения никак не возможно. Потому что, флот это флот…

Всем гардемаринам первого 1720 года выпуска пришлось держать экзамен лично перед государем. Как оказалось, отроки, прошедшие обучение в военно–морских школах Франции, Испании и Венеции вполне сносно владели теорией, однако о непосредственном хождении по морю имели лишь туманное представление. Исключение составляли только гардемарины, обучавшиеся в Англии. Вынужденные полгода, из–за бюрократических проволочек, ждать своего зачисления в школу, юноши провели это время на российских кораблях, где научились ставить паруса и вязать узлы.

— А не послужить ли вам, дети дворянские, простыми матросами? — Пётр, облачённый в голландские штаны пузырями и простую рубаху, прохаживался перед строем. — Отведаете линьков, палубу подраите, глядишь, толк–то и выйдет.

Меньшиков, следующий за царём, ободряюще подмигивал растерянным молодцам, мол, где наша не пропадала.

— Лясы точить мне с вами, аники–воины, недосуг, потому экзамен будет один на всех, — Пётр усмехнулся. — Я про то действо от португальских моряков ведаю. Объясни отрокам, Данилыч.

И Меньшиков, с притворной бодростью, поведал, что экзамен — сущий пустяк. На судно, стоящее сейчас у причала, будет выпущено три обезьяны. Гардемарин, изловивший сего зверя, немедленно производится в офицеры, а его товарищи становятся мичманами Российского флота. Выпуск, оставшийся без добычи, опять отправляется на учёбу, но уже за родительский счёт. По возвращению их ждёт то же испытание.

Первым, сумевшим схватить удачу за длинный хвост, оказался гардемарин Артемий Толбугин (впоследствии дослужившийся до чина контр–адмирала). Изрядно покусанный, он сорвался в воду с мачты, намертво прижав к груди, визжащую обезьяну.

Смеющийся Пётр обнял Толбугина и, троекратно расцеловав, вручил патент лейтенанта…

После этого знаменательного экзамена, обучение в военно–морской школе и получило шутливое название «мартышкин труд».

МЕЛИ, ЕМЕЛЯ, ТВОЯ НЕДЕЛЯ

Каждый знает, чтобы поставить на реке мельницу, надо договориться с Емельяном — Что–В–Омуте — Живёт. Душу, пожалуй, он не потребует, но и, за здорово живёшь, не пустит. Хочешь не хочешь, а договора с Хвостатым не избежишь. Иначе, или жернов треснет, или берег подмоет, или, не дай Бог, хозяин утопнет. Сами замечали, наверное, как с годами мельники меняются. Поселится, бывает, на реке добрый молодец. И пригож собой, и весел, и в работе неукротим. С мужиками всегда минутку найдёт постоять, табачку покурить. С девками семечек погрызёт, посмеётся. Со стариками помолчит, а то и совета испросит. Всем рад, да приветлив. Не успеешь глазом моргнуть, а он уже первую красавицу под венец ведёт. Не нарадуется на него народ,

Так год пройдёт, другой, третий. Глядишь, а мельник уж не балагурит. При встрече буркнет что невнятное и в землю смотрит. Ранние морщины на лицо легли, волос на висках поседел. Знать, не просто Хвостатого в соседях иметь.

Самая же верная примета, что договор с Емельяном — Что–В–Омуте — Живёт заключен — «Емелина неделя». Раз в год, мельник со всем семейством в село перебирается. Объясняет, мол, по людям и родне соскучился. Как же, соскучился он! Попробуй, сходи на мельницу, загляни в оконце. Жернова крутятся, как сумасшедшие, аж дом дрожит. Огонь не горит, а светло, как днём. По колёсам, да по лестницам бесы скачут. Поют, хороводы водят, копытцами стучат. А посередине, на мешках с мукой, Сам восседает. Козлиной бородой трясёт. Улыбается. Знает, целая неделя ему отдана…

Все семь дней нечисть гуляет, а на восьмой, с петухами, опять в омут. Вернётся мельник, посмотрит на разор, повздыхает и опять за работу. Жутко ему, православному, такой грех на себе нести, да куда деваться–то? Можно, конечно, батюшку упросить, что бы мельницу святой водой окропил, молитовку отчитал и в омут плюнул. Да, разве проймёшь этим Нечистого? И куда бежать Рогатому? Не бросить же ему эту реку, прохладный омут с кувшинками, дрожащих стрекоз и тёплый вечерний туман. Бог с ним. Потерпим…

МЕЛКАЯ СОШКА

Испокон веков люди подсознательно одушевляли свои орудия труда. Воин говорил со своим мечом, прося помочь в завтрашней битве. Музыкант поглаживал цитру, моля о вдохновении. Врач полировал ланцет, надеясь, что тот не подведёт. Всё это напоминает тайное идолопоклонничество, ибо, если человеку улыбалась удача, предмету приносились своего рода жертвы. Мечу покупались новые ножны, цитра украшалась цветами, ланцет покрывался гравировкой. Не обошла эта традиция стороной и крестьян. Любимая телега расписывалась цветами, в рукоятку серпа вставлялись самоцветы, тачка декорировалась медными заклёпками. Особняком стояла соха, одушевлённая настолько, что носила имя Андревна. «Полюби Андревну — будешь с хлебом». В каждой избе хранилась, так называемая, «семейная» или «фамильная» соха, передающаяся от отца к сыну. В случае пожара, её спасали в первую очередь. Наступали смутные времена — прятали в лесу. Испрашивали совета, ждали заступничества, приносили дары…

Что же касается «мелких сошек», то так, всего–навсего, называли детёнышей лосей. Сохатых.

МЕНТОРСКИЙ ТОН

Отправляясь к стенам Трои, Одиссей оставил во дворце вместо себя друга Ментора. В обязанности того входило обучение Телемаха (сына Одиссея), а также забота о чести и достоинстве Пенелопы (жены). Окинув взглядом жалкую фигуру Ментора, кривые короткие ноги, раннюю плешь и скрюченные артритом пальцы, любой бы пришёл к выводу, что, возможно, он и годится в учителя. Но, защитник и охранник царицы из него никудышний. Однако, не зря Одиссея прозвали Хитроумным. Поверьте, царь знал, что делал, покидая свой дом. Он давно уже разглядел в жалком человечке неукротимую твёрдость, жестокость и умение подчинять себе людей…

Проходят долгие десять лет, и Троя наконец–то покоряется. Корабли Одиссея отплывают на родину и… пропадают. Как только, весть об исчезновении правителя Итаки доходит до всех уголков Греции, появляется множество претендентов на освободившийся престол. Эти, так называемые, «женихи» требуют руки Пенелопы, угрожают и бесчинствуют. И вот тут–то на сцене появляется Ментор.