Юрий Курик - Золото для дураков

На душе празднично и благолепно, будто ангелочки босыми ножками прямо по сердцу протопали.

Фёкла и Миланья, улыбаясь, шли между нищими и калеками, густо усыпавшими паперть, и от всего сердца, во имя Отца Всемогущего и Сына его Иисуса, раздавали лёгкой рукой милостыню. Кому копеечку, кому ватрушку, кому крашенку 5 5 крашека – пасхальное яйцо, раскрашенное цветными нитками , кому писанку. 6 6 писанка – пасхальное яйцо, раскрашенное вручную

Одарённые подаянием, истово молились, метали поясные поклоны. Уверяли, мол, до конца жизни будут молиться, и ставить свечи за здравие матушки Фёклы и девицы Миланьи. Через мгновение, забыв о Фёкле с Миланьей, они принимали пасхальное подаяние от других, уверяя и их о своём заступничестве перед Богом.

Ключница с племянницей вышли за ограду церкви. Обернулись разом к ней, чтобы последний раз перекреститься на намолённое место. Положили на себя троекратные знамения и случайно увидели нищего мальчонку, прижавшегося худой спиной к гранитному столбу калитки. Драный зипунишко, едва скрывал худое тельце ребёнка. На грязной цыплячьей шее чудом держалась неожиданно большая голова с измождённым лицом и большими глазами, сверкающими голодным блеском. В разорванном вороте у пацанёнка, вместо креста, виднелось коричневое овальное родимое пятно размером со сливу. Мальчишка не крестился, не славил Бога, ни прихожан, не испрашивал милостыню. Нищие христолюбивцы прогнали его, как конкурента, с паперти. Шанс заполучить подаяние у пацана упал до нуля.

Мальчонка находился на грани голодного обморока. Он протянул к Фёкле с Миланьей тощие ручонки и тихо сказал:

– Тётеньки… я исть хочу… невмоготу уж…

Женщины остолбенели, но не от вида голодного ребёнка. Их испокон века на Руси не перечесть – всех не накормишь. Баб поразил вид родимого пятна на груди юного побирушки.

– Тебя как звать-то? – спросила Фёкла и сунула в руки пацана две оставшиеся ватрушки и пяток крашеных яиц. Малец первым делом впился ровными белыми зубами в ароматную плоть ватрушки. С набитым ртом ответил:

– …и-ть-ка!

Миланья спохватилась:

– Не поняла. Как? Витька, что ль?

– Ага…. – промычал попрошайка.

– А фамилия как? – полюбопытствовала Фёкла.

– А на что тебе моё фамилиё? – насторожился пацан. На всякий случай перестал жевать и приготовился бежать.

– Я, тётеньки, не виноват, – продолжил он. – Это Колян-Ломонос скрал. Он страсть, как на меня сшибает. Я не крал…

– Витюша, ты, о чём говоришь? – прервала его Миланья.

– Дык, третьего дня, на привозе, Колька-Ломонос скрал три пирожка с требухой…. Один я съел…

– Бог с ними, пирожками. Ты нам свою фамилию назови. Мы сродственника потеряли, а ноне вот ищем.

– Врёте, поди-ка?

– Вот тебе крест! – обе женщины широко перекрестились.

– Ну, тогды ладно…. Грехов моё фамилиё…

– А отца как зовут?

– Как, как!? – удивился пацан. – Вестимо как, Игнат…

Фёкла ойкнула и схватилась за сердце, а Миланья метнулась перед нищим на колени и прижала мальчонку к своей груди.

Витюшка Грехов за свою короткую жизнь успел повидать много удивительных вещей и событий, но большей частью с плохой стороны. Однако ни перед ним, ни перед знакомыми пацанами еще ни разу взрослые тетки не бухались со всего маху в ноги.

Ничего хорошего от такой выходки он не ждал. На всякий случай спрятал поглубже в рваньё остатки ватрушки, яйца и попытался вырваться из неожиданно крепких объятий.

Миланья плакала, а Фёкла продолжала спрашивать:

– Отец-то с мамкой где?

– Как где? – не понял малец. – Вмёрли оне, ещё в прошлом годе…

– А братья?

– Братья?! – удивился Витюша. – Они мне не родные…. Им самим жрать нечего…. Вот и выгнали из дому христарадничать…

– Давно?

– На Ильин день, как год буде…

Миланья, захлёбываясь слезами, ещё крепче прижала к себе Витьку Грехова.

– Она из меня кишки выдавит! – возмутился пацан, обращаясь к Фёкле. – Она чё, припадочная?

– Окстись, харя чумазая! Она мамка твоя.

– Какая ещё мамка? Моя мамка на погосте тихо лежит и по церквам не шастает.

– На погосте мачеха твоя лежит, а эта, – Фёкла указала на Миланью, – твоя родная мамка! Та, что на свет белый тебя народила.

– Ну, и дура, – сразу и без обиняков определил Витя статус родной матери.

– Пошто, сразу и дура? – опешила Фёкла.

– А то! Она своим бабьим умом не подумала, а хорошо ли мне на вашем белом свете буде? Ничего хорошего. Одни тычки, подзатыльники, поджопники, зуботычины и подножки. Мне ейная любовь без надобности. Я жрать хочу.

– Конечно, конечно! – засуетилась Фёкла. – Ты не сумлевайся. Пойдём с нами. Мы тебя оботрём, обмоем, оденем, накормим, Пошли, родимый, не бойся.

– Дык, как не бояться-то? – упирался Витька. – Не ровен, час вы меня забьёте, как подсвинка и пирожки с убоиной торговать на привозе зачнёте.

– Какие такие пирожки? – удивилась Миланья через слёзы.

– Дык, ясно какие! – разъяснил Витька. – С человечиной. Ходи-ходи 7 7 Ходи-ходи – прозвище китайцев , завсегда такими пирожками торгуют.

– Неужто?! – всплеснула руками Фёкла.

– Верное дело – авторитетно подтвердил Витька. – Нас околоточный Ерофеич самолично упреждал. Если на железке балаганить кто будет, того ходи-ходи непременно на пирожки скрадут волоком, аль конфетой заманят.

– Мы-то не китайцы.

– Ляд вас знает, могёт вы китаёзные мужние бабы?

– Бог с тобой! Околесицу-то не неси!

– Не спорю, может и околесица, но лучше сейчас её нести, чем потом в пирожке молчать.

Мудрости юного нищего можно только позавидовать. Фёкла с Маланьей не нашли резонов для Витюши.

– Хорошо, – сказала ключница. – Боишься с нами идти, не ходи. Сам приходи на двор князей Голицыных и спроси нас – Фёклу, али Миланью. Придёшь?

Витюша Грехов задумался, внимательно оглядывая женщин.

– Приду.

– Побожись!

Витюша коротко взглянул на неожиданно, как снег в июле, появившуюся родную мамашку и мелко перекрестился.

– Ей Богу, приду!

– Когда? – не унималась Фёкла

– Ноне, после обедни. Как прихожане разойдутся, так и приду.

– Пошто прихожан-то ждать?

– Как пошто? – удивился Витюшка. – Мир не без добрых людей. Может кто копеечку, аль из съестного чё подаст.

– Я тебе рубль серебром дам и пирогов от пуза. Ты только приходи скоренько.

– Небось, обманешь?

– Без обмана! – Фёкла обернулась на церковные купола и перекрестилась. – Ей Богу, без обмана!

– Ну, тоды…, конечно…. – замялся Витюша. – Вы, тётеньки идите, а я за вами следом…

Витюша Грехов на подворье князей Голицыных не пришёл ни следом за Фёклой с Миланьей, ни завтра, ни через три дня. Миланья металась по многочисленным церквям, высматривая среди нищих худенькое тельце своего сына, но всё без проку. Расспрашивала калек, побирушек. Никто не видел такого пацана.