Журнал КЛАУЗУРА - ЛитПремьера: Современная малая проза

Зато как звучит «до»: достроить (коммунизм), доползти (до светлого будущего), донести на… (тут и без комментариев все ясно). Единственный глагол с «у» пользовался бешеным успехом: упечь! Вот и «уговор» заменили «договором», на первое место вылезли деньги, а договоры стали с удовольствием нарушаться. Но падишах и Аль-Ат-Дин не думали о будущем, они обсуждали настоящее.

– Напишем фирман, – падишах величаво (он все делал величаво!) поскреб бородку, – где укажем, кто сколько получает и, кто за что отвечает. Из ста динаров ты, Аль-Ат-Дин, будешь отдавать мне только восемьдесят динаров, а себе брать целых двадцать! Это справедливо, ведь тебе всего-навсего придется доставить товар из пещеры во дворец, товар на обмен – из дворца в пещеру, уговорить наложниц, уговорить потомков взять наложниц…

А мне придется, – падишах величаво и скорбно вздохнул, – за все отвечать.

Так был открыт 5-й закон бизнеса: о распределении прибыли и налогах на нее. Что оставалось делать купцу?! Он вздохнул, но совсем не так, как падишах, а еле заметно и согласился со своим повелителем.

Так вступил в силу 6-й закон бизнеса: босс всегда прав.

Писец при написании фирмана сделал ошибку: пропустил окончание – букву «н». И появилась первая в мире «ФИРМА». Ни падишах, ни купец читать не могли, хотя счетом во всех его видах – подсчетом, обсчетом – владели в совершенстве. А тот, кто читать умел, никогда бы не посмел усомниться в мудрости падишаха. Так все и привыкли к новому слову, которое затем перешло по наследству потомкам.

Странно, но фирму «Падишах и К*» постигла участь многих фирм, наших современниц, – она лопнула! Тому оказалось много причин. Сперва возмутились наложницы, потом все жены в Багдаде. Их повелители и мужья ничего не хотели делать, даже повелевать, а целыми днями напролет смотрели телевизор. Затем принялись скандалить продавцы посуды:

– Что?! – вопили они. – Кроме красных пиал, не из чего пить чай? Есть другие цвета, есть другая посуда: чашки, чашечки, стаканы, стаканчики-армуды!

Потом перед дворцом падишаха возник стихийный митинг против чая «Букет моей бабушки». Организовались разные партии: любителей китайского чая, грузинского, индийского, цейлонского. Они ссорились между собой и попеременно устраивали демонстрации под окнами падишаха, выкрикивая лозунги, потрясая кулаками и транспарантами. И лозунги, и транспаранты начинались с одного слова, до сих пор неведомого в Багдаде: «Долой!» И если раньше, прежде чем отойти ко сну, жители Багдада напевали: «В Багдаде все спокойно», то теперь они перестали петь, стали с горя пить, но уже не чай, и ругаться по каждому пустяку. Совсем плохо пришлось несчастному Аль-Ат-Дину: его винили во всех несчастьях, в связях с шайтаном, в стремлении угодить неверным и, конечно же, перестали покупать его товар – лучшую в Багдаде сафьяновую обувь. Даже наложницы и жены купца бунтовали: старшая жена пересолила плов, младшая пересластила пахлаву….

В общем, жизнь купца, да и всех багдадских жителей, превратилась в сущий ад. И тогда, чтобы прекратить волнения, мудрый падишах написал новый фирман, где повелевал бросить дар потомков – гурию, дочь шайтана, в глубокое Синее Ущелье и под страхом смерти никогда более о подарочке даже не вспоминать! Фирман венчал наказ потомкам: «И думать забудьте про телевизор!»

Так Багдад справился с телевизионной хворью и рекламным недугом. Но поколения за поколениями жили по собственным законам, не внимая мудрому предостережению пращуров, и теперь хитрая гурия гоняет чаи в каждом доме.

А законы бизнеса перекочевали в Высокое Искусство, и оно стало называть себя шоу-бизнесом, вначале краснея и стыдясь, но очень скоро – с гордостью.

Аль-Ат-Дин, обратись он к потомкам, недовольно бы покачал головой, погладил свою бороду и укоризненно поцокал бы языком:

– Тц, тц, дети! Вы ни во что не ставите опыт стариков. Плохо! Как бы вам не поплатиться за неуважение к сединам! Бедные вы, неразумные…

И надо же, он оказался прав, этот Аль-Ат-Дин: прогресса и модернизации, бизнеса и шоу-бизнеса, телевизоров и рекламы с каждым днем становится все больше, а спокойствия и просто хорошего чая – все меньше…

Эх жаль, нет на нас того багдадского падишаха!

Позвольте представиться, искусствовед, Иван Тетёркин, 30 лет. Как видите, ещё вполне молодой человек, но уже достаточно сложившийся специалист, так сказать, знаток изящного, то бишь искусства. Что? Не верите? Могу диплом показать! Вот он новенький, чистенький, синенький! Я его как раз в прошлом годе получил. Никогда не забуду торжественные лица преподавателей, вручавших его. Сам ректор пожал мне руку, приговаривая: «Молодец, Тетёркин! Молодец!» – а потом сказал несколько напутственных слов, правда, не помню точно каких именно, и поэтому не буду вас зря обманывать.

Надо сказать, диплом этот обошёлся мне очень дорого! Нет, конечно, не в смысле денег. Эта корочка нисколько мне не стоила, т.е. досталась даром. А вот чтобы даром её получить пришлось мне, конечно, потрудиться! Ну, чтоб окончательно стать искусствоведом, узким и широким специалистом. Тут я сознаюсь вам, сперва думал защитить диплом – дело пустяшное: ничего нового и придумывать не надо (это ж не картину писать, да ещё маслом!!!), всё уже написано и переписано давно, остаётся только всё заново перечитать и переписать: здесь абзац убрать, а там прибавить. И всё – и шито-крыто. Аннет. Видите ли, профессорам нашим не нравились темы, которые я выбирал. Говорили, мол, сомнительные они какие-то. Вот послушайте: «Зелёный цвет в творчестве И. Шишкина» или вот ещё: «Синий – в творчестве И. Айвазовского». Были и посложнее: «Голубой – в творчестве Пикассо» и «Чёрный – в творчестве Малевича». Но последние мне даже и вовсе запретили, сказали, что их я уж точно не осилю. Вот как! Не осилю! Надо же! Ну, думаю, что ж я здесь столько лет околачивался и не смогу какой-то диплом написать! Ну, уж не-ет! Меня так просто не сожрёшь!

И начал я думать, какую же такую тему мне забацать, чтоб у моих профессоров не возникло ни капельки сомнения в моих умственных способностях по искусствоведческой части. И вот, думал я, думал. Несколько ночей не спал, похудел даже. Забыл о своих любимых пирожках с картошкой. И вместо обычных 92 кг стал весить не больше 88. Да-а, тяжёлая жизнь для меня настала, скажу я вам. И вот однажды утром меня словно озарило: «Розовая мечта французских мастеров»! Я быстро набросал план своей будущей работы и помчался в университет, чтоб услышать все «за» и «против». И к моему великому удивлению тему утвердили! А дальше всё как по маслу: читал-перечитывал, выписывал-вставлял. И всё – работка моя готова! Теперь вспоминаю только слова ректора: «Молодец, Тетёркин! Молодец!» А затем рукопожатия. Цветы. Овации. Голуби. Мы их в небо запускали, ну, это так на память (чтоб их!) Чувствую я себя вполне счастливым. Снова свои 92 набрал. В общем, доволен.