Михаил Болле - Угонщики

Впрочем, Юлька была настолько невменяема, что отпихнула подругу в сторону, взгромоздилась на слегка опешившего Владилена и приступила к столь бурным «скачкам», что вода стала плескаться через край. Тому оставалось только смириться и лишь косить глазами на притихшую Вику, представляя себе, что он занимается любовью именно с ней… Он, галантный распутник, с самой юности не слушавшийся иных шпор, кроме своих желаний и иных законов, кроме своих капризов, всегда считал примером для подражания циничного Дон Жуана. Владилен шагал по жизни, по женским душам, словно по устланным цветами коврикам, уготованным ему развратом. Он искренне считал, что лишь расширяя сферу своих вкусов и фантазий, лишь жертвуя всем во имя сладострастья, несчастное существо, известное под именем человек, против его воли брошенное в эту унылую вселенную, может суметь взрастить несколько роз на шипах жизни.

Потом вся троица переместилась на большую родительскую постель и погрузилась в сон. Не прошло и двух часов, как Вика проснулась – от настойчивых домогательств Владилена, грубо лапавшего ее обнаженную грудь. Она отпихнула его руку, вскочила с постели и погрозила пальцем:

– НЕ СМЕЙ!

– Ты куда? – удивился он, увидев, что она начинает одеваться.

– Домой.

Она действительно вернулась домой и, как мы уже упоминали, проспала до трех часов дня. Проснувшись и удивившись отсутствию Тимофея, она тут же набрала его номер.

– Ну и где ты пропадаешь? – даже не поздоровавшись спросила она, стоило ему ответить.

– Мы с Мишаней сидим в его машине и пасём этого старика возле его дома.

– Значит, денег у тебя еще нет?

– Пока нет, но скоро будут, даже не сомневайся.

– Ты тоже не сомневайся! – заверила безжалостная Вика.

– В чем это? – упавшим голосом спросил Тимофей.

– В том, что если не будет, я от тебя уйду… – и отключила телефон.

– Ну и змея! – не выдержал Ромик, подслушавший весь этот диалог, прижав ухо к наружной стороне мобильника.

– Не лезь не в свое дело! – огрызнулся Тимофей, не желая признавать его правоту.

– Не буду, – согласился друг, но тут же продолжил: – Знаешь, есть такое высказывание: наивность – это родная сестра невинности и двоюродная сестра глупости.

– К чему ты это?

– К тому, что тебе пора раскрыть глаза. Неужели ты до сих пор не понял, почему она еще за тебя держится?

– Она за меня не держится, она меня любит, – уверенно заявил Тимофей.

– Да не любовь это, олух царя небесного, а корысть чистейшей воды!

– Почему ты так уверен?

– Да она же тебе сама только что сказала: не будет денег – уйду!

– Чего тут еще неясного?

И Ромик с досадой отвернулся в сторону подъезда, где должен был жить искомый и ископаемый пенсионер. Обоих приятелей несколько смущало то обстоятельство, что знакомого «Москвича» в окрестностях не наблюдалось, поэтому оставалось только сидеть и ждать.

Тимофей нервно сжимал в руках сотовый телефон и напряженно размышлял. Плевать на деньги, но неужели Вика дорожит им только ради них? Но что будет, когда они окончательно промотают отцовское наследство? Если она его бросит, то он этого просто не выдержит… Стоп! Да что это он расхныкался раньше времени, тем более что денег пока нет!

– Давай действовать! – сердито заявил он другу. – Сколько можно сидеть у подъезда…

– И что мы будем делать?

– Звонить ему домой!

– И что скажем?

– Для начала вообще проверим: живет ли он здесь?

– Валяй, звони. Вот его телефон.

Тимофей взял записку, внимательно пробежался по ней глазами и стал набирать номер.

– Может, лучше из таксофона звякнуть? – предложил Ромик.

– Мы не преступники, чтобы скрываться от… Алло, здравствуйте… Попросите, пожалуйста, Валентина Карловича… Нету… А когда будет?.. Спасибо, до свидания.

Тимофей отключил телефон и подавлено посмотрел на Ромика, который тихо спросил,

– Что-то не так?

– Вероятно, это была его жена…

– Ну и что?

– Она сказала, что, как уехал этот чертов Карлович с утра в полицию, так до сих пор и не возвращался! – и Тимофей с такой силой стукнул кулаком по «торпеде», что бардачок раскрылся и на пол посыпалась всякая дребедень вроде презервативов и сигарет.

– Да мало ли зачем он мог туда пойти, – буркнул Ромик, доставая сигарету и нервно закуривая. – Может, ему надо заявление о потере паспорта написать.

– Или заявление о находке пакета с деньгами! Козел старый!

– Ну, возможно не такой уж он козел, чтобы отдавать такие деньги ментам. Успокойся ты, что раньше времени переживать…

Тимофей глубоко вздохнул и принялся собирать вещи, выпавшие из бардачка. Пока он тупо складывал всё обратно, Ромик лихорадочно курил и размышлял.

– Вот, блин, теперь весь рушится, – выкинув окурок в окно, раздосадовано заявил он.

– Почему?

– Мы решили действовать в открытую: подойдем, всё честно расскажем и попросим вернуть пакет в обмен на пятьсот баксов.

– Ну и почему мы не может так поступить?

– А представь, что он ходил в полицию по другому поводу, и наш пакет по-прежнему лежит под сиденьем.

– Ну и что?

– А то, что после похода в ментовку, этот старый козлина может заподозрить что угодно. И как он себя поведет в ответ на наше предложение – одному Аллаху известно!

Тимофей задумался. Одна мысль наскакивала на другую, валила её, та цепляла третью, потом четвертую и, в итоге, получалась «куча мала».

– Чего молчишь-то? – не выдержал Ромик.

– Думаю…

– Хорошее занятие. Жаль, что ты так редко его практикуешь.

– Очень смешно…

– Да не конючься! А чтобы тебя хоть немного развеселить расскажу прикол сегодняшнего утра.

Тима выпустил воздух через ноздри и, слегка приподняв левую бровь, принялся слушать.

– Значит, просыпаюсь сегодня, а дома уже никого нет. Мать с Ленкой и Бориской словно испарились. Я, с небольшой остановкой в ноль-ноль, поплелся на кухню. Захожу, подхожу к плите, снимаю крышку с ещё теплой сковородки и вижу там два жареных яйца, а рядом записка от Ленуськи: «Ромашка, это твои».

В этот момент во двор пятиэтажки, громко пукая выхлопными газами, въехало хорошо знакомое самодвижущееся корыто с гайками, которых, в свое время, немало наштамповал ныне почивший в бозе автозавод имени Ленинского комсомола. Тимофей и Ромик, не сговариваясь, одновременно сползли вниз, чтобы их не было видно. За рулем «Москвича», сверкая очками и очумело крутя головой, восседал Валентин Карлович. Загнав своего железного друга между двумя березами и заглушив двигатель, пенсионер вылез из машины, лихо хлопнул дверцей и заорал:

– Маруся!

Из кухонного окна первого этажа высунулось лицо старой хавроньи, которое, судя по всему, принадлежало его достойной супруге.