Сергей Магомет - Сильные впечатления

Маша молча кивнула.

– А правда, что эту Чечню хотели одной бомбой накрыть, – спросил он, – только, дескать, эти чечены пока что откупаются?

– У них, у чеченов, все куплено, – со вздохом добавила Клавдия Ивановна. – Говорят, и наш район уж купили.

– А хер им, а не район! – вспылил пенсионер и, вскочив, сделал хрестоматийный жест.

– Нуну, отец, уймись, – прикрикнула на него жена.

– Что ты понимаешь, мать, – вздохнул тот. – Президент у нас неадекватный – вот беда!

Маша снова ощутила в душе прежнюю боль. Она вспомнила, что больше не увидится с Волком. Она смотрела на пожилых супругов и понимала, что те, без сомнения, переживали бы любое ее горе как свое собственное. Но что значит ее боль по сравнению с их болью? Об этом даже смешно говорить. Если бы какаянибудь подруга рассказала ей о своей печали после расставания с неким полковником, с которым переспала в командировке, бесчувственная Маша наверное подняла бы ее насмех.

– Так значит, вы собирались отметить в наших краях свой день рождения? – спохватилась Клавдия Ивановна. – Вместе с Ромой?

– Ты, дочка, у нас будь как дома, – добавил Михаил Палыч, словно забывшись. – У нас тут отдых – благодать божья! Жаль только, Ромы нет, он бы тебе все показал… Дело молодое…

– Нет больше Ромы! – снова заголосила Клавдия Ивановна, закрываясь передником.

Маша бросила взгляд через открытую дверь в смежную комнату и увидела в уголку над широкой железной кроватью с никелированными набалдашниками несколько простых иконок, убранных чистым белым полотенцем, и крошечную лампадку.

Клавдия Ивановна, словно почувствовав ее взгляд, перекрестилась и воскликнула:

– За что, Господи? За что?

И в самом деле, за что?.. Если уж Господь Бог в бесконечной доброте своей и мог на когото прогневаться и решил отнять ребенка, то только не на этих двух бедных стариков, только не у них!..

Маша плакала вместе с ними и думала о том, что если бы ее собственные родители от нее отказались, тогда бы Клавдия Ивановна и Михаил Палыч могли бы удочерить девочку Марию. И называлась бы она не Маша Семенова, а Маша Иванова. Невелика разница.

Она вообразила себе, как папа ковыряется ключом в замке почтового ящика и вместе с «Юридическим вестником» и «Экономикой и жизнью» извлекает это странное письмо. Поднимаясь в лифте, он вертит в руках конверт без обратного адреса со штампом какойто русской не то Швейцарии, не то Венеции, а потом, войдя в квартиру, читает письмо маме, которая вываливает на ладонь из баночки новый патентованный крем и толстым слоем размазывает по морщинистому лицу и шее. Он читает:

«Глубокоуважаемые супруги Семеновы, Иосиф Яковлевич и Ольга Николаевна, сына нашего Рому Иванова разорвало пополам гранатой из подствольного гранатомета в городегерое Грозном, Чеченской АССР, и Мария приехала навестить нас в нашем доме, который, кстати сказать, в настоящее время приватизирован и вместе с участком пятьдесят соток находится в нашем полном законном владении. Имеются у нас также акции нашего совхоза, в котором Клавдия Ивановна проработала до пенсии, а теперь будет получать оттуда дивиденды. В прошлом годе Михаил Палыч тоже вышел на заслуженный отдых как работник внутренних дел, а потому материально мы вполне обеспечены государством. К тому же, и хозяйство, с которого тоже коечто имеем. Вот мы сидели себе вдвоем, говорили, плакали, когда приехала Мария и предложила нам себя удочерить. Чтобы утешить нас в нашем большом горе. Мы конечно согласились, потому что это очень нас утешит, и мы будем чувствовать себя не так одиноко, если мы удочерим Марию и будем ее любить как родную…»

– Это что за новости? – удивится мама.

– Помоему, – скажет папа, – это крестьяне или чтонибудь в этом роде. Совершенно никакого слога.

– Но зато от чистого сердца, – ответит мама. – Кажется, они действительно будут любить ее как родную. Тебе не о чем беспокоиться.

– Я надеюсь, – покачает головой папа. – Если ты не возражаешь, я согласен.

Потом они втроем отправились на кладбище, которое располагалось на холме между двумя озерами в густой роще. У свежей могилы они еще поплакали и помянули дорогого им человека. Клавдия Ивановна разложила на платочке нехитрую закуску, а Михаил Палыч наполнил небольшие граненые стаканчики.

– Вы в Россию насовсем? – вдруг перейдя на «вы», спросил Машу Михаил Палыч. – Или скоро опять туда, к чеченам?

– Пожалуй, насовсем, – ответила она. – Да и начальство считает, что мне нужно отдохнуть…

Потом они долго молчали, и Маша чувствовала, чего от нее ждут осиротевшие родители. Наконец она собралась с духом и начала сбивчиво объяснять:

– Вообщето, все случилось мгновенно… Рома даже ничего не почувствовал… Вспышка, удар – и конец…

Она подняла голову и устремила глаза к небу, откуда, как она надеялась, на них теперь взирал Рома, чье расчлененное тело покоилось у них под ногами. Сквозь слезы солнце дрожало и было готово вотвот покатиться по небосклону в озеро.

– Скажи, дочка, – проговорила Клавдия Ивановна, в отличие от мужа почемуто переходя на «ты», – он… он там не голодал, хорошо питался?

– Очень хорошо, – успокоила Маша.

– Ну ничего, – проворчал Михаил Палыч, – наши тоже всыпали чернозадым!

Потом снова поплакали и помолчали. Маша порылась в сумочке и отдала им пластиковую кредитную карточку. Что они с ней будут делать? Кажется, они даже толком не поняли, что это такое. Наверное, бережно сохранят в память о сыне – пришпилят рядом с его украшенной траурным бантом фотографией.

Больше рассказывать было нечего. Маша засобиралась назад. Ее проводили до паромной переправы.

– Дай те бог, дочка, счастья, что приехала, – сказала Клавдия Ивановна, крепко обнимая Машу. – Дай те бог!..

– В отпуск или так – милости просим, – бормотал Михаил Палыч. – У нас места – уу! – знаменитые!..

Маша стояла на пароме, сонно ползущем через водоем, и ветер трепал ее волосы. Становилось свежо, и, прислонившись к железным перилам, она поплотнее запахнула куртку из черной дорогой кожи. Вдали на воде виднелись какието острова и над ними стаи птиц. Тут у Ромы Иванова прошло детство и отрочество… В этот момент к Маше приблизилась толстая женщина с худой девочкой.

– Вы прямо вылитая Маша Семенова из новостей! – сказала толстая женщина.

– Какая такая Маша Семенова? – пожала плечами Маша.

– Ну вы даете! – изумилась худая девочка. – Жена ж этого Невзорова!

Вот Маша снова оказалась в Москвематушке, которая после долгой разлуки чтото не проявляла к ней особых родственных чувств. Мысль о возвращении в полупустую однокомнатную квартиру, которую Маша снимала с тех пор, как обрела моральную и материальную независимость от кого бы то ни было, не высекала в душе бурного энтузиазма. Для начала она решила продефилировать через центр – в надежде адаптации.