Хосроу Шахани - Обо всем и ни о чем (сборник)

– Мы дали слово и отступиться от него не можем.

– Хорошо! – сказал я. – Ваше слово я уважаю и действительно восхищаюсь вами. Но государство, помимо того, что требует с меня семь тысяч туманов за мусор, собирается арестовать меня по обвинению в хищении государственного имущества.

Ради старой дружбы и давнего соседства, ради Аллаха одолжите мне по два ведра мусора. Через неделю я вам его верну.

– У нас нет лишнего мусора, – сказали соседи, закрыв передо мною дверь.

Я направился к другим жильцам и взмолился, чтобы в память об услуге, которую я им оказал в тот злополучный день, они помогли мне.

– Сам виноват, – ответили они. – Не надо было совать нос в чужие дела! Что, разве мы были слепыми и не видели этой помойки? Или ты нас принимаешь за дураков? Мы все предвидели и знали, чем это может обернуться. Теперь поздно, сам заварил кашу – сам и расхлебывай!

О Аллах! Что же мне делать? Где достать эту кучу мусора?

Я отправился за город и с большим трудом уговорил какого-то крестьянина продать мне немного предназначенных для удобрения отбросов. Погрузив покупку на осла и уплатив хозяину сорок туманов, я пригнал скотину в свой переулок и высыпал груз на то место, где раньше лежал казенный мусор.

Но не успела еще улечься пыль, а хозяин осла отойти, как передо мной выросла фигура какого-то господина в очках и с портфелем.

– Что это ты тут высыпал? – сердито спросил он.

– Не беспокойтесь, господин, ничего страшного. Это я возвращаю похищенный мною казенный мусор.

– Какой еще казенный мусор?! – раздраженно крикнул господин в очках, подкрепив слова выражением, которое я не решаюсь воспроизвести. – Ты вздумал отравить людей! Покушаешься на их жизнь! И хочешь еще обтяпать свои грязные делишки за счет государства?

Я опешил от этих слов и возмущенно крикнул:

– А кто ты, собственно, такой, чтобы так со мной разговаривать!

– Я главный инспектор министерства здравоохранения, – ответил он. – Я обязан задерживать и штрафовать тех, кто мусорит на улицах!

«Ну и ну, – подумал я, – получается уже два дела…»

– Чего же вы от меня хотите? – поинтересовался я.

– Прежде всего грузи обратно весь этот мусор, и пусть его отвезут туда, где взяли. После этого пойдешь со мною в главное управление здравоохранения, и там мы выясним твои истинные цели и намерения!

У меня от отчаяния комок подступил к горлу, слезы навернулись на глаза, и я жалобно пролепетал:

– Господин, умоляю вас, сжальтесь надо мною… Дайте мне двадцать четыре часа сроку… Я должен за это время вернуть похищенный казенный мусор… Я добыл его с огромным трудом… обошелся он мне в сорок туманов.

– Ты давай мне зубы не заговаривай! По твоему виду я сразу определил, кто ты и откуда! Ты – член вредительской организации и имеешь задание заразить жителей города смертоносными бактериями. Я обязан передать тебя в руки соответствующих органов как агента «пятой колонны»!

Сколько я ни увещевал его, не помогло. Инспектор насыпал в платок немного мусора для пробы, чтобы в специальной лаборатории установить вид бактерий, которыми я собирался погубить жителей города. Весь остальной мусор он приказал вновь погрузить на осла и отвезти на прежнее место. Мне же велел следовать за ним.

В управлении с меня сняли допрос на шестнадцати листах и оштрафовали на пятьсот туманов за «загрязнение общественных мест и антисанитарную деятельность». Затем мое «дело» вместе с «пробой» почвы было отправлено в соответствующие органы для изучения и выяснения вопроса о том, по заданию какой организации или иностранной державы я работал, а с меня была взята подписка о невыезде из города до окончания следствия.

После всего этого мне оставалось только предоставить всё воле Аллаха и смиренно ждать своей участи.

Прошло три мучительных месяца… Я не стану описывать их, скажу только, что в конце концов за расхищение казенного мусора с меня содрали семь тысяч туманов, не считая налогов, – и всё мое имущество пошло с молотка. Кроме того, я еще должен уплатить в рассрочку три тысячи туманов штрафа.

Так окончилось первое дело. Но остались еще два: одно – обвинение во вмешательстве в дело, не имеющее ко мне никакого отношения, и второе – обвинение в принадлежности к вредительской организации и бактериологической диверсии. Когда закроют эти дела, один Аллах ведает!

Но обиднее всего то, что соседи при моем появлении на улице показывают на меня пальцами и громко сообщают другим:

– Видите этого типа? Пройдоха, каких мало! Стибрил пятьдесят тысяч казенных денег и в ус не дует! Ходит, задравши нос, и никто не смеет сказать ему правду в глаза! Вот это ловкач… С виду такой тихий, скромный, но палец ему в рот не клади – откусит и не моргнет!

Когда скончался, благослови его Аллах, губернатор, нас охватила невообразимая скорбь. За все те годы, что покойный был нашим губернатором, никто не сказал о нем худого слова. Ведь он по-отечески заботился о своих подданных и по мере возможности помогал беднякам.

Чтя заслуги усопшего, гроб несли на руках до самого кладбища. Траурной процессии с черными флагами и множеством венков не видно было конца.

А на следующий день в соборной мечети состоялось поминовение, на котором вместе со всеми жителями города присутствовал и ваш покорный слуга.

На молебен были приглашены фото- и кинокорреспонденты, дабы увековечить всю эту церемонию, которая ярко демонстрировала, что народ разбирается в своих правителях и всегда отличит честного от подлеца.

Во время службы я сидел напротив кафедры. Два чтеца нараспев читали Коран. Присутствующие бубнили молитвы, шушукались, воздавая должное высоким нравственным качествам покойного. С их лиц не сходило выражение скорби – утрата опечалила всех.

И надо же было случиться: в самый разгар службы мне вдруг вспомнился анекдот, рассказанный накануне приятелем. Ужасно смешной анекдот. Сплетя пальцы и судорожно сжимая их, я старался воскресить в памяти образ покойного, чтобы придать лицу скорбное выражение. Но чем больше я подавлял смех, тем сильнее меня распирало. Тогда я стал думать обо всех известных мне страшных вещах: об инквизиции, мучениях ада, о побоище в пустыне возле Кербелы… Но и это не помогло. Казалось, кто-то нарочно решил смешить меня, нашептывая на ухо то забавнейшие истории о мулле Насреддине, то анекдоты об Обейде [5] Обейд Закони (ум. в 1370 г.) – известный иранский поэт-сатирик. . Я буквально умирал от смеха.

Правда, я смеялся беззвучно, но как было скрыть скривившую мой рот улыбку? Боже, что будет, если под сводами мечети раздастся мой гомерический хохот? Как на это посмотрит оратор? А уважаемые, достопочтенные отцы города? Что сделают со мной родственники усопшего? Обругают? Выгонят вон? Я отчетливо представил себе, как, спасаясь от них, бегаю вокруг мечети. А они гурьбой преследуют меня…