Валерий Вычуб - Александр II и корова Ксюша

Лиза, я всегда любил только вас одну. Лиза, давайте дружить и встречаться. А после окончания гимназии, я предлагаю вам руку и сердце. Вот сейчас выйдет. Вот сейчас скажет.

Из кустов вышел мужик в нагольном полушубке, с бородою до пояса. От пронзительного свиста вздрогнули деревья. Лошадь упала на колени, кучер притворился мёртвым. Ему это не помогло, разбойники всё равно его зарезали. Вытащили из коляски старушку няню и юную невинную девушку.

Лиза! Недолго осталось цвести твоей невинности. Атаман шайки, ещё довольно молодой мужчина, лет сорока пяти, грубо потащил девушку в лес. Разъярённые отсутствием денег и драгоценностей, разбойники убили и лошадь. Старушка няня ползала у них в ногах, умоляя пощадить барышню.

– Она ещё у меня такая молодая! Жизнь ещё не видела!

– Сейчас увидит! – Заржал атаман и снял портки.

Действительно. Тут было на что посмотреть. Иная взрослая опытная петербургская барыня специально приехала бы в лес, чтобы посмотреть. Вдовые купчихи матушки Москвы выстроились бы в очередь и делились бы потом впечатлениями. Но Лизе то, Лизе то это зачем? Она бы и не смотрела. Но ОНО всё ближе и ближе.

ААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА!!!!!!!!!!!!!! Пронзительный крик длился так долго, что некоторые из разбойников смутились. Вспомнили свои разрушенные проклятой реформой семьи, своих поруганных дочерей и жен. Смутились. И твёрдо решили: я буду следующим за атаманом. А я за тобой занимаю. А что ж, мне ничего не останется, вы ходоки известные, разорвёте девку. Тсс! Из за деревьев, где атаман уединился с Лизой, сейчас должен был раздаться девичий крик, сигнал того, что наш атаман, как всегда на высоте и борозды не испортит. Но было тихо. Старуха няня безумными глазами глядела в небо и молилась. Лиза! Где твой ангел?!

Разевай варежку. Ангелы по таким чащобам не шастают. Но почему же всё-таки тихо? А случилось следующее. Когда атаман уложил девицу и с божьей помощью чуть было не поехал, кто-то окликнул его из за деревьев. Старушка дряхлая, седая. С большой бородавкой на носу, с единственным зубом во рту. Но зуб, надо отдать должное, здоровенный, кривой и желтый. Обаятельная женщина опиралась на клюку и проницательно глядела на атамана своим единственным глазом. На втором глазу красовалось бельмо. Атаману стало неловко, ему сразу расхотелось. Захотелось жить, молиться он не рискнул. Акулина Порфирьевна этого не любила. Атеистов она порой отпускала, только слегка попугав, но к верующим была беспощадна.

– Х.. ли ты, старая ведьма, мешаешься? Не могла подождать что ли? Не видишь, человек делом занят? Когда теперь? У меня теперь неделю стоять не будет. Напугала до судорог. Как все злодеи, атаман был нервным и застенчивым человеком, и заниматься сексом в присутствии колдуньи не рискнул.

– Так. – Сказала Акулина Порфирьевна.

– Девку возьму себе. – Сказала Акулина Порфирьевна.

– Пригодится. – Сказала Акулина Порфирьевна.

– Сейчас полнолунье. – Сказала. – Ты понял? Или тебе объяснить?

Атаман бухнулся на колени. Лиза лежала у его ног невинной овечкой.

– Неужто обойдётся?! – Думала овечка. Она описалась, но ведь это не самое страшное. Кто знает, может самое страшное ещё впереди? Колдунья одной рукой взвалила девушку на плечо. Невероятная физическая сила для столь древней женщины. Из за деревьев выглядывали разбойники и беззвучно разевали рты. Атаман грозил им рукой.

– Ни слова!

Старуха няня подумала было перекрестить свою любимицу, но бессильно разжала пальцы. Место сие проклято, не для молитв, не для упований.

– Лизонька моя, деточка моя! Что я барину-то скажу?! Куда тебя волочет карга окаянная?!

Страшен июньский лес. И пусть до Ивана Купалы ещё далеко. Пусть ландыш цветёт, поёт соловей. Но где-то каркнула ворона, заскрипело дерево, подул ветерок, да не просто, а со значением. Ни тропинки в лесу, ни просвета в чащобе. Лиза! Не найти тебе обратного пути.

Мелькали версты под ногами. Деревья расступались и смыкали свои кроны. Вот оно, проклятое болото. Где-то мычит корова, наверное, заблудилась и завязла в трясине, бедняжка. За угрюмым ельником чернеют корявые кроны больших дубов. Кто и когда посадил их, какой неведомый богатырь сразился у истоков ручья с нечистой силой пал в бою? Перевелись на Руси богатыри, и никто не придёт Лизе на помощь. Жалко няню. Разбойники её уже наверняка убили. Папу тоже где-то жалко. Хорошо, что маменька не дожила до этого страшного дня.

Колдунья вспотела. Бормотала что-то типа: жирненькая-то какая, а в меру, в меру, без лишнего жирка.

Жарить будет! – Обмирала Лиза.

– А сколько, к примеру, молока? А кормов-то не напасёшься! – Совсем уж невнятное. Не мычала бы хоть корова, душу бы не надрывала.

А вот и избушка. Ну совсем не на курьих ножках, такая мерзостная халупа, рядом сараюшки пристроены, в одном из них и мычит корова. А бабка поволокла Лизу в избу. Первое, что увидела Лиза в избе, большая русская печь. Посреди избы, рядом ухват. «Будет толкать в печь, упрусь ногами и не полезу». А на стене избы портрет царя освободителя в раме из пучков душистых трав. Вся изба заставлена горшками и горшочками с каким-то варевом; висят на стенах, рядом с пучками трав, лягушачьи лапки да сушеные летучие мыши. Череп скалит на Лизу свои зубы из угла избы, там, где положено бы висеть иконе. А в окно-то, в окно заглядывал какой-то тёмноликий, скалился совсем не по человечьи. Ухал, зубы скалил. Леший, догадалась Лиза.

– Девонька! Выдь во двор. Погуляем девонька. Я ласковый!!! И опять, как засвистит, стекла в окне задрожат.

– Сгинь, проклятый! Кто в лесу хозяин?! – Рявкнула хозяйка так авторитетно, что леший слинял. Насвистывал только из чащи леса, выманивая Лизу на игрища. Благодарим покорно. Лиза от няни знала, чем гулянки с лешим кончаются. Царь освободитель, Александр ты наш Николаевич, на тебя моя единственная надежда. Ты вывел народ из тьмы рабства. Выведи и меня из плена моего. Спаси!

Александр свет Николаевич смотрел на Лизу со стенки в целом доброжелательно, но на помощь приходить не спешил. А пора бы уже. Колдунья взялась за какие-то приготовления и всё поглядывала на Лизу, всё ухмылялась. Бормотала страшные заклинания; тьма сгущалась в ведьмином логове. Наступали решительные минуты, а помощи ждать не откуда. Мычанье коровы прекратилось, видимо и она тоже ничего хорошего уже не ждала.

Колдунья поискала на полу, нашла глиняный горшок с каким-то снадобьем.