Анна Тищенко - Либертион

– И… – Тиберий недоверчиво смотрел на юношу, – где же вы ее купили?

– В антикварном магазине!

– Легально?!

– Да, а что? – немного смешался Сэм, – мы живем в свободной империи…

– Конечно, конечно, – отмахнулся Тиберий и, все еще не веря такому счастью, рванул обертку. В последнюю секунду в мозг закралось страшное подозрение – очень уж маленькой и легковесной была книга, наверняка издана после сорок второго года, когда редакторам издательств был дан полный карт-бланш на корректуру. И заключалась она обычно в довольно смелом сокращении текста. Все ненужное, лишнее, запрещенное, все, что могло утомить читателя и вызвать скуку, решительно выбрасывалось, оставалась самая суть. Ну а если сути было, что называется, маловато, то добавляли. На свое усмотрение. Словом, снимая упаковку, Тиберий несколько морально был готов. Но не к такому.

На всю обложку, за исключением золотой виньетки, разумеется, была эффектная фотоиллюстрация. Но это бы ладно, рисованные иллюстрации давно канули в Лету, как дорогостоящие и несовершенные. Но вот сцена, на ней запечатленная, вызвала у Тиберия легкий приступ мигрени. В алькове, на смятом шелке простыней вовсю резвились Вронский и Каренин (последнего Тиберий опознал по нелепым, криво приклеенным бакенбардам), а Анна умиленно взирала на них, натурально, а не в переносном смысле, держа над ними свечку. Из вежливости, понимая, сколько денег Сэм отдал за эту профанацию, Тиберий полистал. Книга была не слишком большого объема. Конечно, история создания мира изложена в пятистах словах, здесь же рассматривался предмет куда менее содержательный, но и из шестидесяти страниц, по меньшей мере, двадцать были отданы под фотоиллюстрации. И сюжет их не сильно отличался от обложки. Тиберий приложил титаническое усилие и выдавил благодарную улыбку.

– Спасибо. Я такого… никак не ожидал.

Приняв этот страдальческий оскал за выражение радости и признательности, счастливый Сэм распрощался, и Тиберий, наконец, обрел свободу. «Придется до дома эту мерзость нести. Если тут в урну выбросить, еще чего доброго парнишка увидит». Сунув книгу в портфель с покорностью христианского мученика, влачащего свой крест, Тиберий покинул аудиторию. Проходя мимо урны, призывно скалившей пасть в лифтовом холле, внимание Тиберия привлекло нечто яркое, рыже-пятнистое. Почти все пространство многострадальной урны занимал леопардовый пиджак, сверху покоилась белая сумочка. Полчаса назад украшавший ее леопардовый треугольник был безжалостно оторван, очевидно, вначале Норманн пытался отделаться малой кровью. Представив, как тяжело бедняге будет весь день ходить, рассовав бесчисленные губные помады, кремы, тушь и прочие обычные мужские аксессуары по карманам, Тиберий весело зашагал на парковку.

Красивый, неестественно розовый закат окрасил вечернее небо. Тиберий, вынужденно бездействовавший на заднем сиденье, рассеянно смотрел на многоцветный поток машин, бережно и безопасно несущий своих пассажиров домой или к обычным вечерним развлечениям.

«Интересно, сколько из них знают, что над их головами сейчас не настоящее небо? Творение всемогущих дизайнеров, моделируемая иллюзия передает максимально приятные глазу оттенки. Там, в вышине, над сферическим куполом возможно идет дождь и дует пронизывающий ветер, но люди об этом не знают. Да, мы имеем несколько пасмурных дней в месяц, но и их создали потому, что по данным социологов многим нравится умеренно плохая погода. Когда за окном пасмурно, можно уютно устроиться под флисовым пледом, имитирующим шотландскую шерсть, и, сидя перед электронным камином, выпить чашку без кофеинового кофе. Все эти аксессуары были бы совершенно не нужны без пасмурных дней, и никто бы их не купил в современную теплую квартиру, а ведь чем больше вещей покупает человек, тем лучше для производства. Все в наши дни превратилось в суррогат – виртуальные игры вместо войн, аспартам вместо сахара, фальшивые окна в кабинетах офисных клерков, обои с имитацией кирпича, положенные на гипсокартон, стыдливо прячущий кирпичную стену. Или праздники…» Однажды, пребывая в шутливом настроении, он спросил своих студентов: «Чему же, собственно, посвящено Рождество?«И получил в ответ гремучий коктейль из пластмассовых Санта Клаусов, традиции дарить подарки, празднования середины зимы и какого-то Иисуса, который улыбается на поздравительных открытках.

«Впрочем, идеальный мир и не должен быть другим. Есть настоящий мед – значило бы отнимать его у бедных пчелят, натуральное мясо является плотью убиенных животных, а естественное рождение детей чревато их болезнями и несовершенством. Возьмем же все под контроль и будем милосердны более, чем Бог. А коль уж мы уподобились Богу, к чему он нам теперь? Аминь. Мы стали лилиями Господними, что не сеют и не жнут, мы не творим зла, ибо все наши нужды удовлетворены сверх меры».

– Мы прибыли к пункту назначения «Эдем», сэр, – прервал его размышления деликатный голос автомобиля.

Тиберий ухмыльнулся. Машина помедлила на пропускном пункте, ожидая, пока просканируют его пропуск.

«Эдем. Интересно, создатели этого жилого сектора просто руководствовались незыблемыми стандартами менеджмента, обязанного рисовать перед предполагаемым потребителем райские кущи, или обладали утонченно-извращенным чувством юмора? Бесконечные прямые как стрелы ряды домов, одинаковые снаружи и внутри. Ну хорошо, не совсем одинаковые внутри, иначе чем кормилась бы армия интерьерных дизайнеров?»

Ему вспомнился диалог с навязанным Лорой дизайнером, явившимся облагородить его холостяцкое логово. Вначале юноша произнес длинный и внушительный монолог о необходимости сочетать комфорт, современность и оригинальность в его еще девственном интерьере (Тиберий, только что приобретший квартиру, последнее, что намеревался в ней делать, так это городить какой-то дизайн, но увы…). Однако увидев, что с тем же успехом он мог бы взывать к колоссу Абу-Симбел, в надежде пронять последнего сентенциями в области современной дизайнерской мысли, он перешел к делу: «Спальню в какой цвет красим? Рекомендую выбрать между оттенками „снежный блеск“, „горная лилия“, „белые облака“. Вот образцы». Тиберий с минуту рассматривал совершенно одинаковые белые листики. Потом спросил:

– А в черный можно? Спится лучше.

Ужас жреца храма креатива с трудом поддается описанию. Когда Тиберию надоело слушать его стенания, состоявшие из причудливого коктейля восточной философии, современной психиатрии и его личных (весьма поверхностных) познаний в области архитектуры, он поинтересовался: «Разве задача дизайнера не в том, чтобы реализовать желания клиента?»