Василий Лягоскин - Бей первым, Федя! Ветеринар. Книга первая

Федору жалеть девушку было некогда. Неестественно обострившееся чутье подсказало ему, что на сцене, то есть в проходе между машинами вот-вот должно появиться злое лицо Пончика и все остальные части его тела; а главное – пистолет.

– Ба, знакомые все лица! – мог сказать Казанцев, но не сказал, потому что не стал ждать Золотова, а юркнул опять за цистерну – теперь уже по часовой стрелке.

Он бросил последний взгляд на злосчастный «Мерседес», чей практически герметичный салон стремительно заполнялся и оказался по другую сторону ЗИЛа, где его встретила лишь открытая дверца кабины. Водитель, подгоняемый и нездоровым чувством любопытства, и – главное – пистолетом Пончика, в это мгновение тупо разглядывал шикарную иномарку. В отличие от Золотова он сразу понял, что означает шланг, утопающий в люке автомобиля. И чем глуше и басовитей становился крик, доносящийся из этого люка, тем скорее заполнял его здоровое тело ужас. Каким-то шестым, или седьмым чувством он начинал понимать, что расплата за это зрелище будет страшной, и отвечать скорее всего придется именно ему. О ключе в замке зажигания он совершенно забыл, а Пончик о нем даже не подозревал. Но оба абсолтно одинаково вздрогнули, когда долгий вопль Тусеньки внезапно прервался, потому что последняя наконец закрыла рот, чтобы в него не заливалась подбиравшаяся к крыше кожаного салона жижа. На смену крику пришло удивительно тихое по сравнению с ним урчание двигателя ЗИЛа. Автомобиль, ведомый не очень умелыми руками Федора, дернулся вперед, натягивая шланг.

Последнего обстоятельства водитель с Пончиком как-то не учли и потому продолжали провожать взглядами отъезжающий автомобиль. Провожали до тех пор, пока не оказались на жестком асфальте, сбитые натянувшимся подобно струне шлангом. Оба, кстати, с оружием в руках – Пончик с пистолетом, а водитель с монтировкой.

Жижа наконец заполнила весь салон и полезла наружу вместе со шлангом. Последний, проехавшись осклизлым концом по лежащим рядышком людям, бодро поскакал вслед за машиной по проспекту, толчками выплескивая из себя содержимое цистерны. Только теперь Золотов опомнился и четко, как на учениях, прицелившись, выпустил вслед Федору весь запас патронов из обоймы любимого, зарегистрированного как положено оружия. И попал! Попал точно в цель – в цистерну, добавив на проспект еще несколько веселых струек дерьма.

А внутри «Мерседеса» вдруг что-то отчаянно забарахталось – это задыхающаяся Тусенька, совершенно позабывшая о боковых дверях, рванулась к верхнему – к маленькому спасительному люку. Своими формами она гордилась; как же – классические девяносто на шестьдесят на девяносто, ни больше и не меньше! Люк иномарки мог пропустить через себя разве что средние шестьдесят, но каким-то чудом Тусенька продрала сквозь него верхние девяносто, относительно свободно расположило средние шестьдесят, а вот на нижние девяносто рывка не хватило.

Миру явилась слепая, глухая и немая русалка. Впрочем, немой она оставалась совсем недолго. Сквозь чуть раздвинувшиеся губки снова стал прорываться какой-то дикий вой – теперь уже не такой громкий, как прежде. Она так и осталась торчать в открытом люке до конца инцидента, да еще и долго после него. Как пелось в старой песенке: «Вся покрыта зеленью, абсолютно вся…».

Пончик между тем поднялся на ноги, повертел бесполезный пистолет в руках и бросил его, удачно попав в коленку водителю ЗИЛа. Тот стерпел; не стал напрашиваться на еще большие неприятности. А Золотов совершил последнюю, самую противную глупость за сегодняшнее утро – он машинально открыл дверцу «Мерседеса». Хлынувшее из салона содержимое едва не бросило его обратно на асфальт. Лишь гигантский вес позволил удержаться Золотову на ногах. Теперь уже не имело никакого значения, в каком виде автомобиль прикатит в гараж – от его хозяина разило ничуть не меньше.

Золотов решительно нырнул в салон и – о, чудо! – «Мерседес» послушно завелся от легкого движения пальца. Пончик раздраженно велел Тусеньке заткнуться. Но нежное урчание мотора так и не смогло заглушить завываний. Автомобиль развернулся на проспекте, нарушив сразу несколько правил дорожного движения, что, впрочем, было для Пончика обыденной практикой. Только вот таким экстравагантным экипажем он никогда еще не рулил. «Мерседес» подобно ветру мчался туда, откуда выехал меньше часа назад – домой, к теплому гаражу; к мойке с горячей и холодной водой и богатейшим набором моющих средств; наконец, к всемогущей Маме.

А водитель злополучного ЗИЛатак и остался сидеть на асфальте. Он только сдвинулся с проезжей часть на поребрик и оперся широкой спиной на урну с мусором. Ноги – и ушибленную, и здоровую – он подтянул с своей могучей груди так, чтобы проносящиеся мимо автомобили не могли ненароком наехать на них. Он решил покорно ждать расплаты, откуда бы она не пришла.

Для гофрированного шланга между тем приключения в этот день еще не закончились. Федор неспешно рулил по проспекту, соблюдая все правила дорожного движения. Казанцев быстро освоился на водительском месте. Однако успокоиться окончательно ему не дали. Он резко затормозил, не решившись наехать на неторопливо пересекавшего проспект по полосатому переходу человека в форме подполковника полиции. Не потому, что стало страшно этого представителя власти; нет – просто не смог заставить себя наехать на живого человека, пусть полицейского. Не было у него еще практики наезда на живых людей.

– На мертвых, впрочем, тоже, – промелькнула в голове ветеринарного врача мысль, которая раньше никак не могла там родиться.

Вообще-то Федор сидел за рулем в третий, или в четвертый раз в жизни. А теперь, дождавшись, когда подозрительно сверкнувший глазами подполковник едва миновал бампер его автомобиля, он резко рванул с места, попытавшись сходу вписаться в крутой поворот на улицу Гагарина. И вписался-таки, едва не опрокинув автомобиль вместе с почти пустой цистерной на подполковника.

Шлангу повезло больше. Он поворачивал по гораздо большей дуге и зацепил-таки полицейского. С ног не сбил, но заставил машинально ухватиться за первое попавшееся под руки – за этот же шланг.

Подполковник пробежал довольно резво метров двадцать; затем бросил гофрированную змею, за что она его немедленно отблагодарила: шланг в последний раз неприлично вздохнул и окатил блюстителя правопорядка дождем мельчайших капель. Словно чихнул напоследок. Остатки, как говорится, сладки.

На этом погоня пока и закончилась. Хотя, пробеги господин подполковник еще столько же, да заверни за угол соседней улицы, которая, по странному совпадению обстоятельств, носила имя Казанцева (не Федора, конечно, а Ивана – одного из основателей сибирской столицы)…