Наталья Тимофеева - Простые числа времён. Стихи, пародии

Созвучно тишине на землю сыпал снег,
Он проникал везде, слегка солоноватый,
Облепливал дома, сады и пойму рек,
Ложась на берега пушистой белой ватой.
И вместе с тишиной он царствовал во мне,
Завесой белизны выравнивая чувства…
А где-то в вышине, в таинственном вовне
Смыкались облака, крахмаленны до хруста.
Они гасили свет непрожитого дня,
Пластали верх и низ в белёсой мешанине…
И лишь шиповник, ал, как брызгами огня,
Смотрел сквозь белый снег созвездьями живыми.
Бунтарь и сумасброд, колючий, словно ёж,
Он противостоял февральскому наскоку
И кровью побеждал химеры сонной ложь,
Бредя навстречь ветрам и снежному потоку.
Он будто говорил: «Не верь ни тишине,
Ни мертвенным шагам земного хлада!
Мы выживем с тобой и станем по весне
Встречать вишнёвый рой цветенья сада.
И будут лепестки кружиться, будто снег,
И бабочки проснутся из неволи….
Мы победили смерть, – пусть наш недолог век, —
Мы вырвались из сумрачной юдоли!»

А голый король, приодевшись, стал попросту душка,
И с ним королева – затейница и хохотушка…

Ах, как им живётся на облаке, облаке белом,
Ведь столько забот, но мало королевское тело!

А сколько гигантских задумок, а сколько пробелов,
Но жизнь коротка, как рубашка, вот в том-то и дело.

Стихии подвластны не все королевской особе,
Ей не доводилось в рабочей выхаживать робе.

Зато в полководцы король заступил от рожденья,
На это ему ни ума не занять, ни уменья.

Он сабелькой машет, хоть в голом, хоть в нынешнем виде,
В могилах лежат все, кто был на особу в обиде.

Пусть стонут от счастья величие видеть народы,
В коронах прекрасны безмерно любые уроды.

Хоть волком вой, скучаю. Ты не слышишь.
У нас то дождь, то дикие ветра.
Течёт тоска слезами с красной крыши
Под гул печи, растопленной с утра.
Вчера луна сквозь облако глядела
Безумным оком, плавая в пыли
Далёких звёзд, ночная птица пела
Над чёрным солнцем, умершим вдали.
И я умру. Сегодня или завтра
Последний вздох мой примет тишина.
Как хочется, чтоб в синем небе марта
Была мне птица вечности слышна!
*
Предательство, измена и подлоги, —
Как, беззаконный, новый страшен век!
У лжи вселенской стали долги ноги,
И бесхребетен – смертный человек.
Молчанием предать возможно тоже,
А нормой стала преданность врагам.
От истины давно воротим рожи,
Покорно ходим в осквернённый храм.
Волхвует идол в царском облаченье,
Гремит словами, путая сердца,
Низвергнув их на вечное мученье,
На гнев великий нашего Отца.
*
Из средоточий есть одно – святое.
Забыли люди, Кем сотворены.
Души расположение благое
Не слышно тем, кто мыслить не вольны.
Им жвачку мира в головы влагают,
На внешнее настраивают ум,
И души постепенно умирают,
Улавливая только внешний шум.
Экуменизма расцветать заразе
В реторте, заменяющей потир,
И содомиту в набожном экстазе
Благословлять безвольный падший мир?
*
Мы предаём духовное начало,
Так заточенью предан Патриарх,
Ведь стадо ничего не промычало, —
Из праха вышло и отыдет в прах.
Мы веселимся, празднуем, хохочем,
Нам до молитвы ль дело, – вот беда!
Но видят всё земное Божьи очи,
Чтобы не дать нам кануть навсегда.
Они глядят задумчиво и строго,
И ждут от нас смиренья и борьбы.
Мы предаём своим молчаньем Бога
Во обретенье адовой судьбы…
*
Хоть волком вой, скучаю. Ты не слышишь.
У нас то дождь, то дикие ветра.
Течёт тоска слезами с красной крыши
Под гул печи, растопленной с утра.
Вчера луна сквозь облако глядела
Безумным оком, плавая в пыли
Далёких звёзд, ночная птица пела
Над чёрным солнцем, умершим вдали.
И я умру. Сегодня или завтра
Последний вздох мой примет тишина.
Как хочется, чтоб в синем небе марта
Мне стала птица вечности слышна!

Всех скорбящих благая весть
И нечаянной вести радость —
Медных грошиков звон и есть
Недоступная миру малость.
В этой малости смысла суть,
Богородичный светлый лучик.
Он один освещает путь,
Сотни солнц и теплей, и лучше.
Я молилась Тебе во сне,
Всеблагая Царице-дево.
Помню, плакать хотелось мне,
Убоявшися Божья гнева,
Но вступилася за меня
Ты, что всех и добрей, и краше,
Всем – невидимая родня
И заступница-милость павшим…
Сыпал грошики, будто смех,
Ангел Божий, и крыл белее
За окном моим падал снег,
Всё настойчивей, всё смелее.
Заметало мой старый дом,
Укрывало покровом снежным…
Молчаливым своим судом,
Взором Матери скорбно-нежным
Обволакивала меня
До последних глубин сознанья
Благодетельница моя,
Повелительница дыханья…
Плыл, качаясь, как на волне,
Сон в неведомой правды дали,
Божья Матерь, приснившись мне,
Утолила мои печали.

А Божья нежность падает снегами
На дом и сад, тропинку у крыльца…
Волшебными крещенскими дарами
Снежинкам нынче в полночи мерцать.
Им пышной шапкой покрывать очелье
Горы и виноградники, и лес,
И заметать холмистое ущелье,
И над рекой обрывистый навес..
Закроются сегодня перевалы,
Дороги спрячут вьюга, да пурга,
И снежные заносы и завалы
Укромные отрежут берега
От шума городского, от заботы
Следить за новостями день-деньской…
А Божьи пчёлы покидают соты,
Неся на землю нежность и покой…

Стекает с тонких пальцев рыжий сок —
С востока свет волнующий и сладкий.
Подснежник вынул острый лепесток
На южном склоне горного распадка.
Февральский воздух скручен в хлёсткий жгут,
Танцуют веретёна ветряные,
Они по саду с вечера снуют,
Ломая ветви с маху, как шальные.
Уже пробилась первая трава
Меж прошлогодних мертвенных очёсов,
И облаков прозрачных караван
Срывается с небесного откоса.
Покрыв пространство тонкой кисеёй,
Вершины гор под снежными пластами,
Они плывут, как птицы, надо мной
Протяжными высокими верстами.
А зов весенний слышен в синеве,
Он манит сердце радоваться жизни,
И будит мысли в шалой голове
Лететь за ветром, струй его капризней,
Брататься с ненадёжным февралём,
Шарахаться вдоль рек по горным кручам…
Неблагодарным прожитым быльём
Уж больше никогда себя не мучить!

Там, где море ласкает без устали серые скалы,
Там, где чайки, как дети, над бездной гортанно кричат,
Там рассвет из воды выступает безудержно алый,
Словно лал огнедышащий в сотни и сотни карат.