Андрей Зотиков - Ходили мы и вы походами. Сборник рассказов о подводниках

Если услышал свою фамилию, пулей лети вверх, как гвоздь.

Нам нужны такие средства связи, чтобы они обеспечивали надёжную связь в трёх средах: в воздухе, под водой и над водой.

Точность – вежливость королей. У курсантов рефлекс точности воспитывался при помощи построений. Главное – не опаздывать в строй. А как научить будущего офицера флота не опаздывать? Наказывать, наказывать и ещё раз наказывать! Вот тогда стремление к точности и станет у него рефлексом.

Мы строились раз по сто за день. Утром после подъёма сразу же построение на физзарядку и – строем нарезать круги по плацу, пугая мирное население. У нас плац просматривался с верхних этажей жилого дома. Так однажды к начпо примчалась разъярённая фурия в обличье бабушки с требованием немедленно прекратить «этот разврат» (мы бегали строем в трусах и ботинках, даже майки-тельняшки не всегда надевали):

– Моей внучке уже четырнадцать лет стукнуло, – визжала фурия-бабушка. – Так она в семь часов утра вскакивает и к окну прилипает – не отодрать! Что это за мода – совращать малолетних девочек толпой голых мужчин в трусах?

А начпо возьми, да ляпни:

– Так точно! Бардак! Устраним – будем бегать без трусов!

Бабка – в обморок, начпо – по шапке! Правда, бегать мы стали в брюках, слава Богу…

После утренней пробежки опять построение, на этот раз – к умыванию. Потом – на утренний осмотр, на завтрак, после завтрака – для перехода на занятия и так далее. Целый день – одни построения. И попробуй, опоздай! Тут же вычислят и накажут.

Единственное построение, которое радовало курсантов, было перед увольнением в город. Вот уж куда нельзя было опаздывать ни в коем случае! Опоздаешь на одно из повседневных построений – накажут. А опоздаешь на это – останешься без увольнения. И вот тут-то начинается самое интересное.

Советского курсанта хлебом с маслом не корми, дай поиздеваться над ближним. Вредителей у нас хватало.

Например, начистит курсант Федя Пупкин ботинки до зеркального блеска, поставит их у койки, а сам, схватив брюки, мчится в бытовую комнату за утюгом (это он в увольнение намылился, торопится, чтобы на построение не опоздать!). В это время можно, достав припасённую заранее кнопку, сунуть её остриём вверх под стельку. А если припас две кнопки, то лучше в оба ботинка, причём в один – под пятку, а в другой – ближе к носу, чтобы Федя не сразу её обнаружил. Потом остаётся только, собрав зрителей, ждать, когда хозяин ботинок обуется, встанет и начнёт дикий танец раненого гамадрила. При этом он, конечно, может вычислить автора этой проделки, но времени на отмщение не хватает. Вон, слышите? Уже дали «три зелёных свистка» к построению на увольнение! А ему нужно ещё достать кнопку из правого ботинка, а потом, обнаружив вторую, и из левого.

– Ладно, гадёныш! Потом расквитаемся! – шипит раненый в пятку Федя и убегает на построение, придумывая на ходу план мести.

Расплата наступает, обычно, перед следующим увольнением. Если всё это происходит на первом курсе, то до следующего увольнения проходит неделя. За это время вредитель успевает забыть кому, когда и как он навредил. Но этого не забывает Федя! Предусмотрительно заглянув в книгу увольняемых, он обнаруживает там фамилию своего обидчика: это его закадычный враг хохол Вася.

Остаётся выбрать один из вариантов мщения. Можно, конечно, повторить фокус с кнопками, но это уже не интересно. К тому же, может и не сработать. Чёрт его, Васю, знает, вдруг он не забыл, что имеет кровника и проверит ботинки, прежде чем надеть их. Тут желательно внести некоторое разнообразие.

И Федя, дождавшись, когда его жертва выйдет из кубрика, завязывает узлом рукава на его форменке. Узлы лучше вязать ближе к манжетам, чтобы руки пролезли в рукава как можно дальше.

Весь фокус заключается в том, что форменки мы обычно ушивали. Считалось особым шиком ушить форменку так, чтобы она облегала тело, как обтягивает глобус надетый на него презерватив. В такую ушитую форменку самостоятельно влезть невозможно. Обычно курсанта обтягивали этим «презервативом» вдвоём: он засовывал голову с руками внутрь, а два приятеля с силой натягивали на него форменку. Чтобы её снять, помощь уже не требовалась, но приходилось, держась за низ скрещенными руками, извиваться ужом минут пять, буквально по миллиметру задирая форменку наверх.

А теперь представьте себе, что вы вдели голову и руки в нужные дырки, приятели рывком натянули на вас этот «презерватив», макушка уже показалась в вырезе ворота, а руки …застряли на выходе из рукавов. Потому что рукава завязаны узлом.

Помогавшие вам друзья уже отошли в сторону и, держась за животы, надрываются, глядя, как вы крутитесь на месте, не понимая, что происходит. Ибо на свет божий вылезла только ваша макушка, а глаза остались там, внутри, в кромешной темноте; руки застряли в рукавах, и их никак не вынуть, так как форменка уже обтянула ваше тело, как это самое – глобус.

Федя, довольный, наблюдал за вертящимся Васей в компании двух приятелей. Это они только что помогли несчастному натянуть форменку. Вокруг прыгающего в трусах и наполовину натянутой форменке Васи собралась уже небольшая толпа хохочущих курсантов. Бесплатный концерт!

Извиваясь и подпрыгивая, Вася, конечно же, понял, кто сотворил с ним каверзу. Пытаясь выбраться из этого хомута, он орал оттуда, изнутри:

– Пупкин! Гад! Убью!!! Вынь меня отсюда! Скотина! Я же в строй опоздаю! У-у-у, с-сучё-ныш!

Курсанты любят поржать над товарищем. Но они не садисты. Услышав команду дежурного по роте: «Увольняемым в город приготовиться к построению!», Васе помогли выбраться из западни и развязать узлы на рукавах. Федя при этом не присутствовал – он прятался в гальюне.

Вернувшись к полуночи из увольнения, Вася тихонько прокрался к койке своего врага и, нагнувшись, разглядел в темноте мирно почивавшее тело. Федя безмятежно улыбался во сне. Ему снился глобус в трусах, пытавшийся вылезти из презерватива.

– Спи-ш-шь, х-хорёк? – прошептал сквозь зубы Вася. – Щас ты у меня проснёшься, животное!

Он обошёл ряд коек, нащупал в углу казармы спортивный мат, на нём – штангу, а рядом с ней – стопку «блинов». Выбрав наощупь самый большой – пятнадцать килограмм, – он взял его в охапку, поднёс к крайней койке и прицелился.

Федя спал на пятой по счёту койке. Если запустить блин под койками немного наискосок, то он докатится до нужной койки и ударится либо по койкиной ножке, либо в тумбочку у изголовья. Неважно, куда он попадёт, главное – сотрясение, произведённое пятнадцатикилограммовым блином, заставит супостата проснуться в холодном поту.