Максим Владимирович - Мелкие радости и большие огорчения

– Ладно-ладно! Ты прав, она поступила по-свински, украв эти деньги. Мы особо не влияем на следствие, так напишем свою бумагу и привет. Вот только одно не нравится мне в этой истории, куда всё же делся робот? Как думаешь, не могло их быть несколько?

Дождь бил по коробке, из которой доносились подозрительные звуки. Редкие прохожие обходили коробку с громогласным лозунгом очистить весь воздух. Те лужи, которые собирались вокруг коробки были покрыты подозрительными маслянистыми разводами.

Вечерние сумерки постепенно переходили в ночную темноту. На окраине города, в небольшом посёлке возле промышленной зоны Вулфс-Филд, было тоскливо, редкие автомобили с рёвом пролетали по мокрой дороге, обдавая окрестные деревья и кустарники потоками грязноватой пенистой воды. На стоянке для автобусов, где они могли заправить батареи и провести обязательную диагностику после половины рабочего движения, никого не было. На самом краю остановочной площадки стояла коробка желтоватого цвета, словно укор коммунальным службам города. Дождь бил по коробке, из которой доносились подозрительные звуки. Редкие прохожие обходили коробку с громогласным лозунгом очистить весь воздух. Те лужи, которые собирались вокруг коробки были покрыты подозрительными маслянистыми разводами. Мимо коробки прошествовал пёс в золотистом ошейнике, с волчьей внешностью и кошачьим нравом. Он понюхал коробку, от которой несло машинным маслом и чем-то химическим, и намеревался было задрать ногу, как вдруг откуда-то раздался раздражённый голос. Голос слегка тремолировал, и казался немного приглушённым, будто бы исходил из-под данной коробки. Пёс насторожился, и попятился, прижав уши и зарычав, скорее, чтобы показать свои зубы, надеясь скрыть свой страх, чем реально пытаясь напугать неизвестного. Голос стал чётче и уже вполне явственно угрожал псу.

– Фу! Плохой! Убей его Билл! Он съел наш ужин! Два патрона в голову! Джо – индейцы!

Раздались звуки, сильно напоминавшие взрывы петард, но псу не было желания проверять, так ли это на самом деле. Пёс повернулся и поскакал по лужам, подумав, что больше не будет подходить к неизвестным коробкам, от которых несёт машинным маслом. Когда улицы опустели, коробка зашевелилась и медленно стала двигаться по плитам тротуара в сторону промышленной зоны. Время от времени из её недр слышались звуки, напоминавшие свист, правда, не сильно похожий на человеческий, а скорее походил на то, что если бы вдруг чайник попытался насвистеть марш пионеров, попадая в ноты, но лишённый внутреннего содержания. Словно бы свистевший не понимает смысла свиста, слепо следуя по нотам, автоматически. Иногда свист обрывался и из коробки слышался мужской голос, словно бы из ведра.

– Эй, сержант, вы давно не чистили свою лошадь! Да и вам самому не мешало бы поплескать в речке! Как же вы собираетесь охотиться на краснокожих, ведь они вас за милю унюхают! Эй, там, сзади! Подтянись! Впереди ещё полсотни миль! Краснокожие никогда не спят, следите в оба!

Утренний автобус номер «08» забрал с остановки «31-й квартал», только двух сонных пассажиров, инженера молодого рыжеволосого невысокого Юджина Кобальта, работавшего в концерне «Ин-вольт», на фабрике по производству оборудования возобновляемой энергии, и повара закусочной «Креветка Фло», большого темнокожего побритого под ноль мрачного субъекта. Инженер был хмур, потирал глаза, красные от недосыпа и попойки, и осторожно оглядывался назад, на развалившегося в самом конце салона сразу на двух креслах типа опасной наружности. Водитель автобуса поглядывал через камеру в салон, поскольку за дорогой следил автопилот, и он был тут вроде инспектора, а также на случай поломки. Кобальт соображал, что скажет своей тёще, работавшей в том же цеху, что и он, куда её зять пропал на выходные, и почему не отвечал на запросы по всем видам связи. Сказать правду означало попасть по огонь гнева и возможно получить повестку в суд, для оформления развода. Развод значил для него потерю дома и делёж имущества, а возвращаться в общежитие он не желал, тратить же деньги на съёмное жилище не хотел, из чисто экономических соображений. Потерять жену, значило сильно ухудшить свою характеристику и возможно поставить крест на продвижении своего проекта, а может быть и самого себя по служебной лестнице. Под ногами Кобальта стояла коробка желтоватого картона, подмоченная и источавшая лёгкий запах машинного масла.

Бывший заключённый тюрьмы V-9, Косо Матай, покончивший с преступным прошлым, по причине неприятия общественной жизни в местах принудительного содержания большого количества мужчин. В автобусе была система Ин-пас, вместо обычной кондукторской системы оплаты, поскольку держать кондуктора на линии, которой за день пользуются от силы пара сотен человек, не имело смысла. Управление общественным транспортом было полностью убыточным, но отказаться от кондукторов не могло, по причине приказа 01—88/1, требовавшего от муниципалитетов и городских служб максимально использовать человеческий ресурс, по причине увеличивавшей безработицы. Матай считал, что намного честнее было бы платить безработным некую сумму, среднюю по городу, необходимую для существования, тем самым освобождать рабочие места для действительно желавших работать, и одновременно снижая общий уровень преступности не за счёт внедрения новых дорогостоящих роботов-полицейских и патрульных поисковиков, а за счёт удовлетворение минимальных материальных требований большей части потенциальных заключённых. Находясь три года в тюрьме, где волей-неволей приходилось общаться с другими заключёнными, Матай составил общий усреднённый портрет стандартного заключённого. Это мужчина средних лет, и всё чаще стали попадать в эту категорию молодые люди, не способный найти работу более года, пойманный на месте преступления роботом, а не человеком-полицейским, за кражу имущества, ценностью, не превышающей десять экю. Полицейские зачастую отпускали воришку, заставив того вернуть украденное на место, но роботы были лишены каких-то там чувств сострадания и оценки реальности, следуя сложному алгоритму, заложенному в их жидкие кристаллические мозги. зарабатывая в тюремной библиотеке переводом кулинарных рецептов и подрабатывая на кухне-комбинате, Матай с учётом издержек и ограничений на владения наличностью, дабы не провоцировать контингент на вовлечение в азартные игры и потребление алкоголя, или даже наркотиков, в среднем получал за месяц сто экю. На более примитивной работе, работая на территории, заключённый мог заработать не менее сорока экю в месяц. Он замечал такую тенденцию, за время, проведённое в V-9, что те, кого выпустили, через какое-то время возвращались на срок обратно, на срок от полугода и выше, после чего освобождались и спустя три-четыре месяца возвращались назад. Тюрьма стала чем-то вроде вахтового способа заработка, где тебя кормят и одевают, а ты ещё и денежки копишь на счёте. На пенсионный счёт тоже зачисляли баллы, равные тем, которые заключённый мог бы заработать на свободе при постоянной усреднённой форме занятости. Многие заключённые за время своего невольного содержания за счёт государства, занимались самообразованием, поступали заочно в колледжи и институты, и по выходу из ворот №2 получали возможность устроиться на какое-то предприятие, пускай и с пониженным коэффициентом оплаты. Иные получали специальности и проходили тестирование, становясь водителями погрузчиков, операторами мусоровозов, инспекторами роботоремонтных мастерских, сотрудниками службы благоустройства. Самообразование Матай не давалось, зато он получил в тюрьме сертификат повара третьей категории, и приз «Лучший работник кухни» два года подряд. Выйдя на волю, он получил три предложения от разных организаций общественного питания, но выбрал «Креветку», хотя она и располагалась дальше остальных, зато работы там было меньше, начальником был бывший заключённый, с пониманием относившийся к персоналу, а уровень зарплаты был для него везде первый год одинаковым.