Анатолий Шерстобитов - Ссан-ПИВОБУРГ

А еще Бармен не убирал из-под руки фотоаппарата, цифрового, компактного, но обладающего высокими профессиональными качествами. Наряду с аудиофайлами он передал Шпуру флешку, для выбора какого-нибудь удачного кадра. В частности, по его словам, он частенько бывал на Парнасе, где снимал быт и культуру изрядно отмеченного прогрессом поселения муз, лир и пегасов.

Наряду с флешкой фотосъемки Бармен вручил Шпуру и переносной винчестер, где были зафиксированы его грезы, да-да, у Мини Хаузина был даже такой аппарат, сканер глазного дна, исполненный в виде специфических очков, какие фиксировали фантастические картинки его воображения и даже снов.

К неописуемому восторгу Шпура Бармен Миня Хаузин вручил ему в качестве аванса за грядущую работу такой же сканер и цифровой фотоаппарат.

Вскоре в клубе стало многолюдно, и начался привычный, оживленный и веселый семинар.

Уголок ПЭОЗИИ

Под знаменем этой рубрики в Пена-Клубе трудились многие, суть ее – поиск несуразностей в произведениях самых разных, от классики до собственных черновиков, готовящихся к печати.

– Объектом моего исследования этот раз оказался стих Пастернака «Свеча», – начал член клуба Гордей Кий, подписывающий свои произведения «Гор. Кий». – По-моему, автор ведет речь о двух свечах, той, что горела на столе, и другой, геморроидальной, её вставлению, иначе необъяснимо мельканье сплетенных рук и ног на стенах, исходя из расположения источника света.

– Логично, – похвалил докладчика Бармен Миня Хаузин.

– Минуточку, – сказал критик Нассаллион Беленыемский. – А вы не допускаете, друзья мои, что автор находился под впечатлением посещения тайного тогда собрания хлыстов, где изучалась книга «300 поз японских самураев», так что сплетенные ноги на спине партнера, что проецировало на стену пламя свечи, полное соответствие пронзительному высокому чувству, о каком так талантливо и нежно говорит автор.

– Логично, – похвалил Бармен.

– Не исключается также, – продолжил неистовый Нассаллион, – что пламя свечи отобразило мускулистые ноги любовника, сомкнувшего их умелым приемом дзюдо на горле застукавшего их разъяренного мужа. Не исключается также небольшая физкультурная пауза меж утомительными сеансами простого лобзанья с невестой-недотрогой, когда жених стравливал клокотавшие избыточные силенки хождением на руках.

– Многослойное ввиду талантища автора произведение, недаром прибалтийцы развили эти темы настолько, что вынуждены выпускать регулярную газету «Свеча», крутейшее порно.

– И еще, – сказал Гор. Кий, – все мы вполне заслуженно любим песню «Я люблю тебя жизнь», однако это чувство и впрямь нас порой ослепляет, мешает трезво воспринять шероховатость уверения: «…я люблю тебя снова и снова». Определения «снова», «опять», «еще раз» предопределяют некую рваность чувства, полюбил часок-другой, отдохнул, отвлекся на что-то более приятное и снова за любовь, снова и снова, с новья, так сказать. Напрашивается пошлая параллель, общеизвестно, что многие классики слова основные впечатления по части любви черпали в заведениях с красным фонариком, вот там любить и впрямь можно было снова и снова и даже, сообразно толщине кошелька, по соответствующему разряду. Все мы считаем это нормальным, так как привыкли к узаконенному скабрезному определению – «заниматься любовью», что синоним совокуплению. Все мы любим жизнь, раз и навсегда, со дня рождения и до смертного часа. Другое дело, если поэт дерзнул сравнить жизнь с пылкой куртизанкой, шлюхой, это его право на такую ересь, ему нести ответ в час неминучий. Однако в контексте, повторяю, замечательной песни это явная язвинка.

– Логично, – похвалил Бармен, одобрили наблюдение и все остальные члены клуба.

– И еще одно соображение, – сказал явно польщеный Гор. Кий. – То и дело в эфире звучит песня «Как упоительны в России вечера». На мой взгляд, и тут наличие пэозии, одновременный вечер на таком огромном пространстве быть не может, где-то вечер, а где-то утро. Другое дело в какой-то из губерний России. С одинаковым успехом в нашем случае тогда можно бы петь, что вечера упоительны на земном шаре, Вселенной…

– Ваша позиция уязвима, – сказал Нассаллион Беленыемский, – метафора в поэзии не есть что-то буквальное. – Мнения разделились, возник легкий спор, но возобладал взгляд Гор. Кия.

– Друзья, – сказал Бармен, – я предлагаю переключиться на собственные произведения, которые заявлены в Альманах. В частности, я бы поговорил о зыбкой границе меж пошлостью и целомудрием в ряде работ наших авторов. Я нарочито не стану пока называть имена и произведения, чтобы сделать обсуждение более беспристрастным и профессиональным. Начинаю-с, господа хорошие!

– Избранное, из бранного издранное : Права голубых попираются, у них в попе роются.

– Нормально, пойдет!

– С запашком, ребята! – покривился неистовый Нассаллион.

– Оттуда же. «Впопыхах, да в попы ах!» или «А может вам в рот, мистер ротмистр?»…

– Нормально!

– И тогда он сказал по-англицки, с сильным хохлацким акцентом: «Хиу таби во сираку»…

– Падлой буду, не забуду! – клялся Пабло Неруду беременной любовнице…

– Она едва сводила концы с концами, вертясь меж мужем и любовником…

– «Милый, ты то и дело ставишь меня в неловкое положение» – сказала она. «Дура, при людях-то»…

– Они трудились над созданием этого чада, не смыкая глаз и ног, не покладая, в том числе и рук…

– Любка! Давай танец лобка! – закричали все возбужденно…

– Полюция – эволюция овуляции.

– Она так современна, требует, чтобы я входил в нее в калошах, я – продукт босоногого детства?..

– Бартер на автосервисе. Он сделал для ее «Ауди» развал со схождением, а ей самой – развал со вхождением и отвал со снисхождением… – Миня Хаузин зачитал еще с десяток фрагментов, и началось горячее обсуждение, брака оказалось совсем мало, пеноклубовцы тяготели к соленому, крепкому словечку. Больше того, они пришли к общему мнению, что данный рабочий цикл надо вычленить в самостоятельную рубрику «Избранное, из бранного издранное».

Бармен Миня Хаузин сделал также обзор отобранных произведений в жанре афористики, слов-оборотней и слов с начинкой.

– Возможно, и этот раздел в нашем Альманахе займет свое место, – сказал он, – остроумных людей в Райграде пруд пруди. Русский человек всегда был и остаётся словотворцем. С его подачи, язык наш великий и всемогущий легко усваивает любую, так нам истово навязываемую, иностранную парш, усваивает витамином и возвращает владельцам в отредактированном виде, изрядно русифицированным, но узнаваемым: «шпагетти», «марфиози», «брюхократ», «адеквакно», «кака-гола»… В лаконичных, но емких побасках, то и дело встречаются ироничные определения, где милиция – «прохрустово ложе», быть вежливым – «распердониваться»…