Владимир Титов - Тёмная сторона. Сборник мистических рассказов и стихов

Я вспоминал другой вечер. Это было больше месяца назад, когда снег только-только выпал. Я сидел с Артёмом за столом молодёжной пивнушки. Там было шумно, темно и накурено, и лучше было бы встретиться в заведении классом повыше, но мы выбрали это.

– Чёрт знает, что с Манькой происходит, – рассказывал я. – Ничего не хочет, спит на ходу, только лопать стала в три горла.

– Может, залетела? – резонно предположил Артём.

– Вот уж вряд ли, – ответил я. Причину своей уверенности я раскрывать не стал. Незачем всем и каждому рассказывать, что у твоей жены функциональное бесплодие, особенно если ты в этом отчасти виноват. – Врачи ничего толком не говорят. Говорят, ложитесь на обследование. А у самих в глазах тоска и безнадёга, потому что понятия не имеют, что искать.

Артём задумчиво хмыкнул.

– Слушай, может, вам просто развеяться надо? Ни в какую Турцию-Будурцию не мотаться, а уехать на месяцок куда-нибудь, где чистый снег и белки по деревьям скачут.

– …А до ближайшего телеграфа триста вёрст, а воду нужно из проруби носить, а самогон на куричьих говнах настаивают, шоб пробирал, а за слово «фэйсбук» можно от порядочного пацана в рыло выхватить, – продолжил я.

– Ну, не так сурово, – засмеялся Артём. – Вода там, положим, из-под крана, имеется ванна и тёплый клозет, электричество есть, телефон ловит, а людишек вокруг почти что никого. Ну, а если забредут плохие парни, ты уж с ними разберёшься. Но вообще-то охрана нормальная.

– Это где же такой земной рай?

– В нашем дачном посёлке. В моём домике вполне можно зимой жить, я бы и жил, только на работу далеко ездить. Решайся, Стас! Воздухом подышите, на лыжах походите, в баньке попаритесь и через месяц-другой вернётесь.

Какие к дьяволу лыжи, какая в топку банька, подумал я, но через три дня мы с Манечкой переехали в дачный посёлок. Артём не соврал – в его доме можно было зимовать с полным удовольствием. Вот только состояние моей супруги не имело ничего общего с полным удовольствием. С каждым днём она становилась всё более медлительной и сонной. И это было ещё полбеды. Время от времени она замирала без движения, глядя прямо перед собой немигающими глазами, и её лицо, неуловимо изменяясь, складывалось в страшноватую маску. Стоило мне её окликнуть или тронуть за плечо, как она, вся обмякнув, возвращалась в своё обычное состояние полудрёмы.

А как-то раз она меня всерьёз напугала. Я проснулся ночью и увидел, что она не спит. Она лежала, повернувшись ко мне, и смотрела на меня немигающими глазами.

– Скоро. Уже скоро, – ясным голосом произнесла она, и чёрт меня возьми, если её зрачки не вытянулись, как у змеи, и глаза не загорелись тусклым жёлтым светом! Утром я встал с головной болью и за весь день не выполнил ни одного заказа. Я не мог прогнать образ тусклых жёлтых глаз, глядящих в упор.

Жёлтые глаза!

Я увидел их прямо перед собой. В следующее мгновение я увидел тёмную тушу, громоздящуюся позади них, и понял, что какой-то дурак вылетел на своей фуре на встречную полосу. Я лихорадочно выкрутил руль, машину закрутило, потом наступило прекрасное и страшное мгновение свободного полёта, а потом сильный удар погасил для меня вселенную.

И только жёлтые глаза, парящие в первозданном мраке, продолжали смотреть на меня.

– Ну вот, мы и очнулись, – пробухтел низкий, но бесспорно женский голос. – Открой глазки-то, не бойся, теперь можно.

Я открыл глаза. Передо глазами плясал белый потолок, чуть ближе вились какие-то шланги. Обладательница голоса была поблизости, но вне зоны видимости, а вертеть головой не хотелось.

– Я давно в больнице? – Я решил не размениваться на банальности вроде «Где я?» и «Что со мной?».

– Сегодня перевели из реанимации, – ответила медсестра. Я повернул голову и увидел её. Это была пышечка лет тридцати с небольшим, с простым, но довольно приятным лицом.

– А в реанимации?

– Сутки продержали, для очистки совести. У тебя ничего серьёзного. Вообще везунчик – машина всмятку, а у самого – небольшое сотрясение, пара ссадин, ни ран, ни переломов. На той неделе уже домой пойдёшь. Тебе утку подать?

– С яблоками, – сострил я. Бабенция хихикнула, кто-то за пределами зримой области поддержал её хриплым смехом, похожим на кашель.

Когда «сестричка» вышла, я употребил «утку» и закрыл глаза. А что мне ещё оставалось делать? Конечно, мне было тревожно за Манечку, оставленную одну в пустом доме, мне было жаль упущенного хорошего заказа, а уж от мысли о пропавших автомобиле и ноуте просто становилось плохо. Но я понимал, что, если стану вопить «выпишите меня немедленно!», соседи по палате расскажут мне много интересного о моей половой жизни и прошлом моих родственников – только и всего. И будут правы. Прежде, чем что-либо предпринимать, надо оклематься. Хотя бы немного.

Прошло несколько дней, прежде чем лечащий врач согласился выписать меня. За это время я вытребовал из кладовки мобильник и по двадцать раз на дню пытался дозвониться до Манечки, но с тем же успехом я мог звонить Ленину в мавзолей. С каждым неотвеченным звонком моя тревога нарастала. Конечно, можно было позвонить кому-нибудь из знакомых, тому же Артёму, объяснить ситуацию и попросить съездить проведать Манечку в нашей берлоге. Я так и сделал. И узнал, что те немногие, кому можно доверить такую деликатную миссию, страшно далеки от меня. В прямом смысле. Артёма занесло аж в противоположное полушарие.

Я утешал себя мыслью, что Манечка просто отключила телефон, чтобы никто не мешал ей кушать и дремать, дремать и кушать. Последнее время это были её основные занятия.

Но насколько же нужно уйти в свои туманные грёзы, чтобы не заметить, как человек, обещавший вернуться через четыре часа, пропал на несколько дней! За всё время моего пребывания в больнице она ни разу мне не позвонила!

…На автовокзале меня ждал неприятный сюрприз: по случаю окончания дачного сезона ни один автобус до посёлка не шёл. Ближайшая к посёлку остановка отстояла от нашего дома на пятнадцать километров. Так себе дистанция, если её приходится преодолевать в снегу по колено, если тебя тошнит от голода и последствий сотрясения, а плечо оттягивает сумка с новым ноутбуком!

Выбирая, на что потратить последние деньги на карточке, я предпочёл завтраку – орудие производства. Будет «станок» – будет и еда.

Однако неудачи преследовали меня в тот день. Сойдя с автобуса, я некстати решил срезать угол, пройдя через заросшую бурьяном и кустарником пустошь, но из-за поднявшейся метели перепутал тропинки и упёрся в болото. Пытаясь обойти его, я два раза провалился по колено в ледяную воду. Ветер задувал всё сильнее, и снег валил всё гуще. Страх пробежал липкими лапками по спине. Окрестности дачного посёлка я знал плохо, а потому мог заплутать в метель среди пустошей и перелесков. И замёрзнуть в лучшем виде. Промокшие ботинки к тому располагали.