Евгения Непомнящая - Жунькины байки. Сетевые записки

Но вслух, конечно же, ничего не произнесла, только кокетливо протянула вперед ручку со свиной ножкой и сказала:

– Ну давайте знакомиться, Надежда Петровна!

– Марко, можно Марик. А можно и по-домашнему, как мама называет – Меир!

Оставив Меира наедине с дочерью, прихватив поросячью ногу, убежала накрывать на стол. Стол получился на славу хозяйке. Посередине, как и положено, лежал запеченный поросенок. Тонко порезанное сало, украшали листики петрушки. В супнице источал ароматы украинский борщ. Сметана притомилась рядышком, в ожидании. Разные закуски радовали глаз.

Для зятя, я сделала даже жюльен из трюфелей.

Правда для этого выгнала домашнюю свинью в лес, и приказала ей носом землю рыть, но добыть грибы.

– Кушайте, кушайте, гости дорогие, – привычно захлопотала я.

Дорогой гость оживился и спросил меня, указывая на поросенка:

– А где Вы взяли такую огромную фаршированную рыбу? И как она называется?

Я поняла, что у зятя проблемы со зрением, но он об этом не догадывается. Чтобы не портить счастье дочери, я решила ему подыграть. А завтра купить очки.

– Это рыба свинкс! – ответила я.

– И где же такая водится?

– Да в огороде плавает, иногда в лужах бултыхается.

Зятю рыба-свинкс очень понравилась. Хотя ребрышки и плавники запутались в его бороде. Подхватив вилкой кусочек украинского сала, присланного дедом из деревни, зять заметил, что у нас очень маленькая маца.

И что у них в деревне дедовой, маца в магазинах огромная, как экран телевизора. Поскольку на Украине я давно не была, я решила, что маца, это такое новое название сала, на экспорт.

Зять оценил и трюфеля, назвав их шампиньонами, щедро полил сметаной тарелку мясного борща, закусил мороженым и наконец-то попросил у меня руки моей дочери.

Я выдернула дочкину руку из кармана и отдала зятю. Через месяц пришло письмо из города Кфар-Сабы, что на Израильщине. Дочка пишет, что она счастлива, и что тут ее называют гиверет Кац.

Что муж ее, только из любви к ней, принял ее такую, как она есть, а так же скрепя сердце ел ту фаршированную рыбу, под именем свинкс.

Любовь – великое чудо, она позволяет любящему закрыть глаза на некоторые несоответствия в еде, и в вере.

– Ой, девочки, вы знаете, я себя таки плохо чувствую, – сказала Циля Моисеевна подружкам.

– А шо такое, Цилечка? – пытаясь скрыть зависть, спросиля Софья Абрамовна.

– Ви знаете, Софочка, что-то в спине стреляет, но пока промазывает, наверное там снайпер близорукий, но таки я боюсь, что когда-нибудь, выстрел попадет у сердце.

– Циля Моисеевна, – вмешалась Белла Ефимовна, – вам таки надо написать завещание. – У меня есть хороший нотариус, а мы с Софочкой свидетелями пойдем.

– Мине не нужны никакие свидетели, Белла. Мой Боря пока ничего не знает. Вы что хотите, чтобы после ваших показаний, его лишили моего куриного бульона? В тюрьме, Беллочка, только петухи. Какой из них бульон? Ну ладно, ладно, вы мине уговорили, шо мне трудно, чиркнуть два-три листка? И Циля села за компьютер, потом вскочила, пересчитала серебряные ложечки, и снова села. Через три часа завещание было готово.

Оно бы было готово и через два часа, но надо было пересчитать все куриные перья, которые не попали в бульон, а были любовно зашиты в подушку. Подружки помогали тоже пересчитывать перья.

– Так, Боре моему, завещаю все деньги с его счета, что я потратить не успела. Мишеньке-сыночку, квартиру, Боря и в гараже поживет. Сарочке-дочке, машину, таки девочке нужно в свет ездить… Вам, дорогие подружки, я завещаю свои мемуары, вы и на мемуары не заработали. Ну все, кажется. Ложки и пуховую подушку я заберу с собой.

– Цилечка, но вы не упомянули Полю, вашу невестку. Она когда вас нет, вас всегда тихо вспоминает.

– «Поля, тебе я завещаю свой наследственный алкоголизм», – дописала Циля Моисеевна….

У меня с детства, зрение плохое. Астигматизм, близорукость, дальнозоркость и косоглазие. Поэтому я художественные фильмы по телевизору не смотрю. Но у меня их муж смотрит, правда не по телевизору, а по компьютеру. Закроется в своем кабинете и смотрит.

Я ему не мешаю. Вижу я плохо, но слышу хорошо.

И так довольна, что муж у меня сентиментальные фильмы любит. Это значит душа у него хорошая, добрая душа. Потому что звуки в тех фильмах, что муж смотрит, уж очень жалостливые.

Все время кто-то стонет, задыхается. Всхлипывает иногда. Наверное, он фантастику смотрит.

Я женщина простая, языкам не обучена. Но слово «фантастиш» понять могу.

«Фантастиш», оно же на всех языках «фантастиш».

А тут, недавно, муж, после фильма, из кабинета выходит, весь такой разомлевший, удовлетворенный, ласковый такой, видно фильм больно душевный попался, пробудил в нем нежность ко мне. На диванчик меня усадил, рядышком, и говорит:

– А, давай, Дуняша, с тобой в Амстердам поедем. Там, говорят, такие музеи есть, каналы, театры.

– А, давай поедем, – согласилась я.

Я театры и музеи, страсть как обожаю. Ну, мы на следующий день, билеты купили, и в дорогу стали собираться. Я свои нехитрые пожитки собрала, в чемоданчик, а что муж укладывал и не видела. Знаю только, что он какие-то воздушные шарики купил, каждый в упаковочке. Но зачем они ему в Амстердаме, я не спрашивала, наверное у нас над кроватью захочет повесить, чтоб праздничное настроение было.

В Амстердаме, мы сразу пошли на улицу, где горят Красные фонарики. Шарики муж с собой из дома прихватил. Муж у меня сентиментальный, я же Вам говорила. А умный какой. Литературу читает, «Национальную Географию» смотрит.

Сказал, что нам обязательно нужно побывать на этой улице, архитектурой домов полюбоваться, в окошки посмотреть. Ну и пошли мы смотреть в окошки. А я же все равно ничего не вижу. Ни вблизи, не издалека. А очки не ношу, чтоб красоту мою не портили. Видела только, что в окошках женщины какие-то стоят, сидят. Я догадалась, что это манекены, не дура же я, хоть и плохо видящая.

Тут вдруг один манекен начала в окно стучать. Я еще удивилась развитию электроники на западе. Стучит, значит манекен, мужа зовет. Муж с ней на пальцах стал изъясняться. И свое любимое слово: «Фантастиш», повторяет. Это он, наверное так же удивился современному развитию западных манекенов.

Смотрю, манекен ему тоже что-то показывает, разглядела, что пять пальцев. А муж, головой на меня показывает и ладонь, пополам делит. Манекен радостно головой закивала и поежилась. Хоть и не человек, а жалко, она же в окне раздетая стоит вся. Потом мне муж объяснил, что манекен попросила у него помощи, за небольшую оплату. Вначале хотела оплатить мужу помощь, в размере пятидесяти евро, но муж скромный и согласился на двадцать пять. И предложил мне полакомиться мороженным, на те 25 евро, что он сейчас быстренько заработает, помогая манекену перестать трясти руками. Деталька там какая-то поломалась, он ее быстренько на место вставит и мы пойдем в музей. Муж у меня на все руки мастер.