Роман Кузнецов - Когда смеется Кутх. Книга вторая. Часть первая

Эта история началась в далеком 1994-м, когда он, еще молодой и очень перспективный преподаватель Харьковского университета, был застукан женой в момент совершения акта супружеской измены в подсобном помещении кафедры. Его супруга – женщина строгая, но справедливая, появилась внезапно, с тыла, и в самый неподходящий момент. Не тратя время на пустые разговоры, она влепила острым носом дамской туфли в область ритмично раскачивающейся пятой точки благоверного. Удар совпал по моменту с мощным оргазмом, заставив испытать дикий восторг и дикую боль одновременно. На этом супруга не остановилась и при помощи крепкого слова и подручных предметов разной степени твердости и тяжести постаралась вбить в голову своего благоверного основы понимания мазохизма как философии семейной жизни. Весть об этом происшествии быстро распространилась по университету, передаваясь из уст в уста и, каждый раз обрастая новыми и новыми подробностями. Сергей Робертович стал звездой, на короткое время затмив по популярности всех шоуменов постсоветского пространства. Однако Робертович, будучи по своей природе человеком скромным и, даже, где-то застенчивым, такой известности не оценил, и, выписавшись из больницы, немедленно развелся и уехал. Сначала в Днепропетровск, а потом еще дальше – в Израиль. Историческая Родина, вопреки его ожиданиям и уверениям украинского бомонда, встретила неласково. Оказалось, что его там никто не ждет, он никому не нужен. Более того, если в Харькове его считали евреем, но при этом это особенно никого не волновало, то на земле обетованной он стал русским, гоем, т.е. почти человеком. Помыкавшись около года, Сергей Робертович иммигрировал в Канаду, где по многочисленным заверениям соотечественников, для иммигрантов построили рай. Терять ему было нечего, и он отправился за океан. При первом приближении все выглядело весьма пристойно: привычный климат, чистая природа, достойная социалка. Разве что канадцы, видимо по своей невнимательности, загнали иммигрантов на свой Север, но так это ненадолго, года на три, не больше, зато какая перспектива! Прожил Робертович в канадской северной глубинке среди китайцев, индусов и других коренных народов Северной Америки относительно недолго, как, впрочем, и большинство «новых канадцев». Государственные программы по освоению северных территорий за счет туземцев с треском провалились. Теплолюбивые азиаты наотрез отказывались пускать корни в условиях низких температур и всеми правдами и неправдами перемещались на Юг, где и растворялись среди аборигенов или иммигрировали дальше в США. Робертович остановился в Оттаве, где устроился помощником профессора местного университета. Да, в университете он по-прежнему был человеком второго сорта, к чему, впрочем, он привык достаточно быстро. За канадского профессора с труднопроизносимой французской фамилией он выполнял всю грязную работу. Хотя почему только грязную. Всю работу, включая научную. Профессор обладал дурными манерами, скверным характером и довольно узким кругозором, что компенсировал наглостью, объемистым животом и патологической жадностью. Однако своего помощника он не обижал и, хотя и беззастенчиво отбирал и присваивал себе результаты его научной деятельности, обещал поспособствовать ускорению процесса получения гражданства. Реальных действий, кроме слов и снисходительных похлопываний по плечу, конечно же, не предпринималось, но Робертович свято верил в справедливость западного мира и ради получения места в нем был готов терпеть плевки и подачки. Платили ему, естественно, мало. Ну, как мало. На житье хватало. Да и, справедливости ради, просили от него не много. Прорывных идей или даже глубоких знаний не требовалось. Полученных в совковой школе знаний с избытком хватало для преподавания в местном ВУЗе. Серьезной научной работы ему не предлагали. Он должен был лишь не выделяться. Стать как все. Выучить заведенный распорядок дня и ограничить свои желания до нужд среднего потребителя. И Сергей старался во всю, и со временем даже стал получать удовольствие от сытой размеренной жизни. Но уровень доходов его не устраивал. Безжалостное общество идеальных потребителей заставляло все время тянуться выше. Чтобы соответствовать своему социальному статусу, он вынужден был по вечерам продавать пирожки на языковых курсах в центре подготовки иммигрантов. Иногда он встречал там своих бывших соотечественников. Их было видно сразу, по живым искренним глазам, детской непосредственности, наивности и безотчетной вере в призрачные идеалы капитализма. Таких Робертович выделял сразу. Он мог почти безошибочно назвать срок, регион и причину, по которой они покинули родные края. Он любил разговаривать с новенькими. Уже на правах ветерана, с олимпийской высоты прожитых за границей лет, вещать об особенностях местного менталитета, давать советы, обнажать скрытые камни в процедурах получения заветного вида на жительство, хвастаться и безбожно врать о своих успехах и достижениях. Ему нравилось вызывать зависть со стороны наивных соотечественников, нравилось хотя бы на короткое время ощущать себя богатым, успешным и почти всемогущим. В такие минуты он реально верил своему вранью и был счастлив. Так он и жил с мечтой о полной интеграции в канадское общество, пока в один солнечный день все его мечты были перечеркнуты благодаря одному не в меру любопытному и трусливому еноту. Надо сказать, что Сергей ощущал грядущую беду задолго до встречи с упомянутым животным со слабым кишечником. Накануне судьбоносной встречи он завершил исследование, над которым он работал вместе с ненавистным профессором, а вернее вместо профессора, и которое, по его разумению, должно было прорвать плотину отчуждения и принести, наконец, заслуженное признание, а вместе с ним почет и место в научном сообществе страны. На этот раз точно. Профессор клятвенно обещал указать его фамилию среди авторов. Жизненный опыт говорил об обратном, но Сергей давил сомнения в зародыше. Не может же француз быт скотиной настолько? Расставаться с прочно засевшими в голове советского интеллигента мифами о справедливости западного мира было страшно. Крушение идеалов – всегда перелом. Всю жизнь ему вдалбливали, что «жизнь на Западе» и «счастье» – слова синонимы, и пусть жизнь на собственной шкуре доказывала обратное, в его мозгах счастье и Канада слились в одно приятное теплое целое. Несоответствия идеального мира с реальным он старался не замечать, предпочитая все списывать на ненавистного профессора, а сосущую тоску и чувство безысходности заливал дешевым виски. Однако в этот раз он решил подстраховаться. В нарушение должностных инструкций он уничтожил все файлы с данными исследования на своем рабочем компьютере и перенес их на дискеты, которые хранились только у него. Теперь профессор не сможет безнаказанно присвоить результаты его труда. Поставив последнюю точку, он бережно упаковал заветные дискеты, зябко передернул плечами, отгоняя леденящее душу неприятное предчувствие, и на всякий случай удвоил обычную дозу огненной воды. Последний стакан он принял стоя, пренебрегая закуской, и, выдав длинную и очень нецензурную тираду в адрес своего шефа, свалился на кресло и немедленно заснул, чутко похрапывая. Утром, приняв душ и совершив мочеиспускание протеста на фотографию ненавистного профессора, закрепленную на дне унитаза, Сергей схватил дежурную кружку горячего напитка, по странному недоразумению называемому кофе, сумку с дискетами и направился в Университет. Утро в тот день выдалось на редкость ясным и улыбчивым. Солнце, ярко-оранжевое, лучистое, грело покойно и ласково. По высокому, прозрачному небу неспешно плыли редкие легкие облака. Сергей с наслаждением вдыхал свежий утренний воздух полной грудью, выгоняя из себя зловонные пары утреннего похмелья, очищая голову, пробуждая желание жить. Неожиданно появилось желание сделать зарядку. Такого с Сергеем не было уже лет десять. Он удивленно вытянул руки вверх, потянулся и неожиданно присел. Раздался треск. Сначала щелкнула челюсть, затем затрещал позвоночник, за ним суставы и в конце раздалось уж что-то совсем неприличное. Все тело заныло оптом. В затылке стрельнуло болью. Сердце прыгнуло и опустилось на желудок, вызвав приступ тошноты. Стрелка барометра настроения быстро поползла вниз. Очень захотелось срочно съесть что-нибудь жирное, вредное. Робертович благоразумно решил пойти на поводу у своего организма и купил в ближайшей передвижной закусочной порцию жареной картошки с жирным горчичным соусом. Времени было предостаточно, погода располагала к безделью и праздности. Сергей направился в университетский парк, где сел прямо на траву и с удовольствием позавтракал. В соответствии с законами природы кровь отлила от воспаленного мозга к желудку. Ненадолго полегчало. Ход мыслей резко изменил направление в сторону физиологии. Уже немолодой, но все еще перспективный ученый лег на газон, смежил веки и забылся коротким тревожным сном. Проснулся он от навязчивого шуршания пакетом прямо у самого уха. Неприятное предчувствие стальным обручем сдавило сердце. Скосив глаза, он увидел, как в его сумке деловито копается толстозадый енот. Он уже вытащил пакет с дискетами и, не обнаружив там ничего вкусного, отложил его в сторону, а сам продолжал с упоением рыться в недрах большого пакета с принадлежностями для бассейна. Ученому следовало бы сначала подумать и не предпринимать резких движений, чтобы не спугнуть животное, но он, на свою беду, поступил иначе. Он резко вскочил и потянул сумку на себя. Енот животное сильное, но ему не тягаться с человеком, страдающим от похмелья. В коротком соревновании по перетягиванию сумки убедительную победу одержал царь природы. Енот обиженно заверещал и в качестве утешительного приза забрал пакет с дискетами. Человек потянулся за этим пакетом. Енот начал отступление, переходящее в паническое бегство. Робертович, поняв свою ошибку, не мог допустить утраты дискет с результатами многомесячной работы, бросился в погоню. В других условиях енот может быть уже и бросил ненужный ему пакет, но преследующий его безумец не давал такой возможности.