Луиджи Лунари - Швейк в Нью-Йорке. Роман

Его ум, которым прежде он пользовался для обнаружения, обнажения и обличения самых скрытых мерзостей бытия, теперь обратился на поиск и любование самыми положительными и добродетельными его аспектами, на замену чёрного нигилизма надеждой и оптимизмом. Его душа открылась, и из её глубин, словно по принципу компенсации, высвободилось страстное и утончённое чувство прекрасного, которое, как оказалось, всегда жило в ней, но которое он, в удавшейся попытке не соразмерять себя с этим прекрасным, заморозил в собственном глубоком и тайном бессознательном. Выяснилось, что Чарльз В. Браун любит хорошую музыку, поэзию, внешнюю элегантность во всём: в людях, в предметах, в природе. Его дом стал негромким гимном красоте: изящный архитектурный облик, изысканная простота обстановки, никаких уступок роскоши, мишуре, китчу, эксцентричности и броскости. В нем не было ни одного предмета, который не был бы достоин лучших дизайнерских журналов как образец функциональной элегантности и абсолютного равновесия между красотой и пользой. При этом его вкус не ограничивался лишь плодами современной американской промышленной цивилизации, практичными и утилитарными по сути, но распространялся и на добропорядочную и основательную буржуазную культуру старушки Европы.

Долгое время ему не удавалась расстаться лишь с одним из своих прошлых комплексов. Как-то в юности он посмотрел фильм Красавица и чудовище с Жаном Марэ в главной роли, и в течение долгих месяцев его терзало осознание того, что он ещё ужаснее не только Жана Марэ самого по себе, но и Жана Марэ в роли чудовища , даже в звериной маске излучавшего волнующее окружающих обаяние, чего, как ему казалось, сам он был начисто лишён. В наиболее потайных уголках сознания он долгое время взращивал мечту о чудесном превращении, на рациональном уровне отдавая себе ясный отчёт в том, что ему никуда не деться от собственной телесной оболочки, и после свадьбы постоянно снижал количество лет, которое был готов отдать в обмен на красоту Жана Марэ или Марлона Брандо: не больше десяти, как в первые годы, затем максимум пять, три, а потом уже ни одного.

Много всякого можно было бы ещё порассказать о Чарльзе В. Брауне, который вполне достоин, как, впрочем, всякий человек стать героем романа. Но в рамках этой истории, главным героем которой является не он, а Швейк, ограничимся тем, что припомним единственную забавную, с оттенком дурновкусия, форму его личного снобизма. Имеется в виду тщательно скрываемый обидный комплекс неполноценности по отношению к мишуре аристократизма, завистливое восхищение всеми, кто мог украшать себя титулами: герцог, князь, барон, маркиз. Возможно, речь шла о жалком паллиативе того благородства внешнего вида, в котором ему было так жестоко отказано. Как бы то ни было, он был готов на всё ради того, чтобы владеть галереей портретов сиятельных предков, фамилией с пусть крошечной приставкой де или фон , или такой звучной, как, например, у Эстерхази – покровителя Бетховена, или даже Борджиа – как у жесточайшей садистки Лукреции.

Поэтому объяснимо, что однажды он уступил предложению взять в разработку его геральдическое древо. Предложение поступило в виде письма с грифом Для очень узкого круга , пришедшее из Буффало от некого фонда с многообещающим названием – Великий Свод Аристократических и Знатных родов. В письме сообщалось, что сотрудниками фонда обнаружена важная информация, касающаяся истории Вашего Рода. Спустя три месяца ожидания и немалых платежей, он получил толстенный пакет с репродукциями старинных пергаментов, аккуратный рисунок обложки Свода геральдических данных, всю в звёздах и стоящих на задних лапах единорогов по углам, а также объёмное историческое описание, за подписью доктора философии Густава Иммануэля фон Эйхендорфа.

Согласно выводам, сделанным Густавом Иммануэлем фон Эйхендорфом, явно взятым не с потолка, а подтверждаемым бесспорными документальными доказательствами, Брауны вели свой род от Буиллонов или Бульонов из Нижней Лотарингии. По мере того, как боковая ветвь семьи переселялась сначала во Францию (де Бронне), а затем в Англию, родовая фамилия трансформировалась. В Англии семья разделилась на две ветви: Браунинги (ветвь, известная знаменитыми братом и сестрой Робертом и Элизабет) и Брауны. Именно эта ветвь проявила себя как наиболее жизнестойкая и плодовитая, поскольку вместо того, чтобы отсохнуть, как те же Буиллоны, или де Бронне, или те же Браунинги, расцветала, обильно производя Браунов повсюду, где давала ростки.

Брауны, к которым принадлежал и наш Браун, относились к так называемой Нортумберлендской ветви , серьёзно скомпрометированной участием в религиозных войнах XVI – XVII веков. После казни Карла I (1649 год) Брауны переселились в Америку, где, хотя и отличились в различных областях, однако никто из них так и не принёс прежней славы древнему роду, за исключением, естественно, нашего Брауна. Согласно документам, на которые ссылался фон Эйхендорф основателем рода был Гоффредо Бульонский, герцог Нижней Лотарингии, живший между 1060—1100 годами, который вошёл в историю тем, что возглавил Первый Крестовый поход, имея в подчинении таких знаменитых рыцарей, как Раймондо из Толозы, Роберто Нормандского по прозвищу Толстая задница , Боэмондо из Таранто, Адемаро из Контцы и других. Будучи просвещённым знаменосцем европейской колонизации Ближнего Востока, Гоффредо Бульонский отказался от титула Короля Иерусалимского, утверждая, что никто не может быть королём в городе Христа , и признал за собой лишь титул Защитника Святых Мощей. Таким образом, Чарльз В. Браун имел право претендовать как на титул герцога Нижней Лотарингии, так и на титул Защитника Святых Мощей: оба передаваемые по прямой линии исключительно потомкам мужского пола.

Заплатив за присланные документы и закрывшись в своём кабинете на два оборота ключа, Чарльз В. Браун листал их, испытывая чувство глубокого удовлетворения и гордости, перевернувшие всю его душу, хотя и омрачённую некоторой досадой, вызванной той лёгкостью, с какой Гоффредо Бульонский отказался от столь престижного и звучного титула, как Король Иерусалимский. Несмотря на присущие ему слабости, Чарльза В. Брауна можно было считать кем угодно, но только не глупцом. По мере того, как он размышлял над присланными документами, в его душе росло подозрение, порождённое подобным геральдическим роскошеством. Он вдруг вспомнил, как где-то читал о том, что Роберт и Элизабет Браунинги были мужем и женой, а вовсе не братом и сестрой. Затем он порылся в Британской Энциклопедии , из которой узнал, что Гоффредо Бульонский скончался, не оставив детей. Дальнейшие размышления привели к умозаключению, что приложенный к документам рисунок обложки Свода геральдических данных со всеми его звёздами на синем поле и стоящими на задних ногах козерогами по всем четырём углам, смотрелся бы адекватнее на банке с моющим средством, чем на томе средневековых гербов и штандартов.