Владимир Жуков - Глоточек счастья

Вечером любовничек домой шагал, радуясь такой прекрасной, интересной жизни. Как не радоваться, если жив остался, и любовницу ещё себе завёл чудесную, и отмщение оболтусу пилоту справил, и борщок ждал впереди Оксанкин.

Удивлённая жена:

– Где пропадал – спросила.

– Ой, не спрашивай, – ответил, – наш сосед дубина, рельсы спёр, а их менты искали, прятать надо было, помогал закапывать.

РОКОВОЙ МИНЕТ

Минет – слово, довольно редко встречавшееся ранее, в языке русском в последнее время очень даже распространённым стало. «Отчего так?» – как-то подумалось мне, и тут же гипотеза забавная на ум пришла:

Конечно же, это прогресс человечества, взрывом характеризуемый информационным, требует несметное множество новых обозначений, для чего слов нужных в русском языке не хватает. Ну и спешат из-за бугра к нам иностранные слова-эмигранты на помощь, миссию интернациональную выполняя.

Вот и минет, он хотя и при царе Горохе ещё существовал, однако на Руси вместо него слово очень похабное применяли – хуесоство. А загремела в России революция сексуальная, и спешно слово нерусское понадобилось. Сами посудите, не задействуй сексуальные революционеры минет в проповедях своих, то так и пришлось бы вещать текстом открытым: «дама сосёт член», а это прямо-таки, скажем, по-свински звучит и сторонников под сексуальные знамёна не привлекает. Да только мягче по-русски сказать никак нельзя, а только похабнее можно. А вот привлеки ты иностранца хитрожопого на помощь, так очень ведь даже мило получается: «дама минет делает». Это совсем не по-свински уже, не похабно, а изящно и благозвучно даже. Ну и как вы думаете, благотворно влияет замена такая на сексуально-революционное дело? Лично я считал – несомненно.

Как не порадоваться за положительное воздействие такое на язык русский – по-язычески прямой и грубоватый. Да только вот долго не пришлось радеть. Вместе с революцией сексуальной принесла нам перестройка также и наследие Григория Петровича Климова, а оно резко всё в сознании повернуло – с головы на ноги. По учению тому, минет – слово это – дьявольщина, прикрытая благозвучием.

Рассказал нам бывший ответственный работник ЦРУ и руководитель Гарвардского проекта, что минетчество является признаком вырождения и дегенерации человечества. Вот погляди как!

Не верить Григорию Петровичу нельзя, потому что не из пальца гипотезу он свою высосал, а из сверхсекретной и особо проверенной цээрушной информации, к которой по роду деятельности допущен был. А ЦРУ – это серьёзное ведомство, не «Водоканал» какой-нибудь или «Вечерний университет марксизма-ленинизма». ЦРУ есть самая крутая шпионская организация, и потчевать неверной информацией своих рыцарей плаща и кинжала совсем не пристало ей.

Вот и порадуйся тут благозвучию, когда просто смысл туманит оно. Очень это плохо, считаю. Как наклейка на пачке сигарет красивая замазывает вредное воздействие табака, так и слово «минет» мысли людские от искорёженных ген да хромосом исковерканных вредительски отвлекает. Завертятся коды наследственные, порченные в потомстве невинном, и задегенерирует оно, вырождаться станет. И в том, ясно, ничего хорошего нет.

Так, ознакомившись с трудами Климова, поменял я мнение своё о словах иностранных – помощничках этих хитрых да досужих. И даже если чувствую, что по-русски очень неудобоваримо звучит, слов чужих избегать стараюсь. Пусть похабно, пусть нехорошо. Зато по-русски и ясно, как божий день. Хуесоство – оно и в Африке хуесоство, а не какой-нибудь там минет.

И вот однажды загрустил я как-то вечером, закатом южным из окна любуясь: «Ёлки зелёные! Везёт же людям таким, как Климов! – подумалось. – Довелось им, счастливчикам, по ЦРУ да по массадам разным, словно дома у себя, погулять, информации правильной поднабраться, чтобы потом её до людей добрых нести. Рассказать, чтобы им, слепым котятам, как в мире этом Свет да Тьма уживаются. Бог, как и Сатана сражаются между собой, и кто и почему из них побеждает!»

Вздохнул я, понимая, что не пустят меня рыцари в закрома свои, туда, где за семью печатями правда спрятана, и решился: «Бог с ними, с товарищами шпионами! Пусть сидят на тайнах своих, как чайные бабы на самоварах, пока не посинеют, а я вот возьму да такое поведаю, чего не отыскать им в архивах замусоленных своих, и вдобавок как раз про минет, между прочим!»

I

Жили-были в столице родины нашей два очень больших генерала: генерал-полковник авиации Иванов и генерал-полковник авиации Гаврилов. С самой войны как близнецы сиамские не расставались они и служили бок о бок. Всю свою жизнь не разлей вода друзьями прошли. Видно, дружба фронтовая, она прочна особо и любой другой на порядок выше. И всё бы хорошо, да только вот старость бабкой-ёжкою вплотную присеменила, и ожидали генералы отставки с горечью.

В свободное время очень любили друзья у генерала Иванова собираться на даче и попить по традиции фронтовой. Дело это практиковали они часто довольно и не как-нибудь, а с толком и расстановкой, по-особенному, только им двоим известному ритуалу.

Всегда после того, как первый раз стаканы наполняли, генерал Иванов ритуальный диалог начинал:

– Знаете, товарищ генерал, что в деле нашем главное?

– Так точно, товарищ генерал, знаю! – отвечал генерал Гаврилов.

– А расскажите-ка, товарищ генерал, что знаете вы?

– Я знаю то, что в деле нашем осмотрительность главное!

– А чем, товарищ генерал, осмотрительность обеспечивается?

– Осмотрительность обеспечивается чистой шеей да белым воротничком, чтобы, когда головой по сторонам крутишь, кожу не натирать!

– А для чего нужна та осмотрительность, товарищ генерал?

– Осмотрительность нужна для обеспечения безопасности полётов!

– Ответ неполный. Оценку «отлично» поставить не могу. Не знаете вы, товарищ генерал, что осмотрительность не только для обеспечения безопасности полётов нужна, но и для того, чтобы стакан с водкою рта мимо не пронести.

После этого выпивали генералы, закусывали и хохотали затем.

Генерала Гаврилова Владимиром Петровичем величали, а генерала Иванова – Иваном Даниловичем. И были внуки у них одногодки, в честь дедов Иваном и Владимиром наречённые. Оба красавцы-здоровяки, один другому под стать. Оба училище одно военное кончали и во всех отношениях ни по какой статье не уступали один другому.

Внуков своих любили старики и потому, до того, как в отставку уйти, чад хотели потеплее пристроить. Боялись, что на пенсии влияние на порядок уменьшится, и поминай как звали должности для отпрысков подходящие.

Знали прекрасно старики, что в армии Советской волосатая рука всё решает. Истина эта, как божий день, была им ясна. Но понимали они и то, что мохнатость их ручонок дряблых лишь тогда влияние да силу имеет, когда при должности – не в отставке то есть. Вот и переживали товарищи. Кто внуку генерала отставного должность помощника атташе, к примеру, пожалует, когда за лакомыми кусками такими маршалы да партийные боссы великие, словно псы охотничьи, следят. Каждый повкусней да поболее деточкам оторвать стремится.