Олег Минкевич - Перезагрузка Карла Петровича. Сборник юмористических произведений

День 1-й. Сегодня с Викой приехали в Волноморск. У нас две недели, чтобы отдохнуть. Начинаем сожалеть о своём выборе: прохладно, идёт дождь, на пляже только чайки. С любовью вспоминаем Турцию.

Разместились в «Седом плавнике». Удобно, хотя чего-то не хватает. Из окна виден маяк. Персонал средней руки: люди угодливые, но много болтают, за исключением китайских уборщиц (мне почему-то кажется, что они китайские, хотя я не уверен), уборщицы молчат и моют; моют и молчат.

От нечего делать начал дневник. Пишется туго, но пишется. Ручку взял у портье, верну завтра. Скучно. Вспоминаю Турцию.

В ванной комнате случилось ЧП. Вызвали сантехника.

Всё в порядке – Вика просто перепутала краны.

В семь часов из соседнего номера пришли немцы, любезно попросили соли. Я вспомнил Сталинград – и дал твёрдый отказ.

Вечер. Сидим в гостинице, ждём погоды, вспоминаем Турцию. Дождь не прекращается. Вика ворчит, слушает шансон и пересчитывает платья.

За окном засветился маяк. Ложимся спать.

День 2-й . Всю ночь снилась Турция. После обеда выглянуло солнце, пошли на пляж. Надежды не оправдались – вода холодная, неспокойная. Проклиная Нептуна, я вышел на берег. На берегу Вика улыбалась махачкалинскому штангисту. Я потребовал развода. Она объяснила, что улыбка была сардонической и что мои упрёки совершенно беспочвенны. Я не поверил. Вика поклялась выбросить свою косметичку, если сочту её неверной супругой. Я не выдержал, моё сердце смягчилось, мы обнялись и отправились в гостиницу, вспоминая Турцию.

Почему-то не хочется возвращать ручку портье. Ищу причину своего нежелания.

День 3-й . Сегодня были в шашлычной. Играла музыка, дымили мангалы, светило солнце. Незнакомый человек, подойдя к нашему столику, предложил валидол. Именно так мы подумали в первый момент. Однако всё оказалось совсем по-другому. Обратившегося к нам человека зовут Валидол Гегамович Хочучян, он является полноправным (что подчеркнул) хозяином музыкальной шашлычной. Валидол Гегамович угостил нас вкусным вином, произнёс несколько красноречивых тостов и рассказал, как сподвижники Колумба перед началом первой экспедиции вывезли из Армении клубни картофеля, чтобы посадить их на полях Нового Света, а уже оттуда, заверил рассказчик, картофель попал в Европу. По мнению Хочучяна, именно благодаря Армении полярники сейчас имеют возможность есть картошку. Завершая свою речь, хозяин шашлычной пригласил нас на свадьбу какого-то Керопчика, добавив, что, если мы откажемся принять предложение, он спрыгнет вниз головой с Арарата. Подумав, мы вежливо отказались, сославшись на язву.

Решил не возвращать ручку портье, если он сам не попросит.

День 4-й. Утром пришёл Хочучян, принёс халву (ума не приложу, как нас нашёл), сказал, что Керопчик обиделся, потому что мы не пришли на его свадьбу. Знать бы ещё, кто такой Керопчик. Хочучян предложил полетать на вертолёте, сказал, если мы откажемся, он от обиды сгорит в мангале. Об Арарате речь уже не шла, прыгать с него он, судя по всему, не собирался. Подумав, мы вежливо отказались, сославшись на насморк.

Столкнулся с портье, он ничего не сказал. Продолжаю стоять на своём решении.

День 5-й. Весь день бегали от Хочучяна: хотел с Керопчиком покатать нас на катере. Мы сказались больными и дали отказ. Хочучян настаивал, уверяя нас, что армянский коньяк «сделает весь микроб» и мы тут же поправимся. Мы объяснили, что в нашем случае коньяк не поможет, и скрылись в номере. Хочучян вызывал доктора. Мы не открыли дверь, сославшись на поломку замка. Хочучян хотел вызвать слесаря, но мы убедили его, что справимся своими силами. Прежде чем уйти, Хочучян предложил завтра навестить его племянника Хоренчика, который руководит уборкой вольеров в волноморском зоопарке. Мы нехотя согласились.

В семь часов постучались: за дверью шёпот, говорят по-немецки. Вспомнив Сталинград, принципиально решил не открывать, к тому же были подозрения, что поблизости Хочучян.

День 6-й. Сидим как на иголках, ждём Хочучяна. За окном невыносимо кричат чайки. Вика подбирает наряд для зоопарка.

Полдень. Хочучяна всё нет. Решаем отправиться на пляж.

Пришли на пляж. Шашлычная закрыта. Узнали, что Хочучяна задержали в зоопарке при попытке объяснить жирафу, что его предки вышли из Армении. Радуемся, хоть и не подаём виду.

Говорил с портье о погоде, ни слова о ручке.

В полночь началась гроза. Плохие предчувствия.

День 7-й. Предчувствия оправдались. Пишу с трудом. Утром пошли на рынок за арбузом и меня ужалила оса, в самый лоб. Больно, весьма больно. Голова гудит и идёт кругом. Кажется, начался энцефалит. На всякий случай составил завещание: всё имущество оставляю моей жене, за исключением моих юношеских кроссовок, которые я завещаю волноморскому детскому дому. Если это мои последние строки, прошу всех, кто имел со мною знакомство, не поминать лихом Семёна Лохотрясова. Всего наилучшего, ваш С.Л.

День 8-й. Я жив. Всю ночь снились осы и китайские уборщицы. После завтрака ощутил прилив сил, захотелось творить добро. По собственному желанию вступил в бригаду волонтёров. Хорошие ребята, сдружился со всеми. До пяти часов носили кирпичи для строительства Дворца Депутатов. Когда наступил перерыв, я отказался от бесплатного угощения в пользу голодающей бедноты суринамских трущоб. Возвращаясь в гостиницу после трудового дня, пожертвовал пятьсот рублей на строительство волноморской овчарни и двести рублей на развитие общества поддержки малого бизнеса.

Вика, узнав, чем я был занят целый день, назвала меня «дураком» и легла спать, не сделав мне (впервые за пять лет совместной жизни) массажа берцовых костей.

День 9-й. С каждым часом возрастает желание творить добро. Услышал по радио: Южная Корея находится во власти страшного тайфуна. Появился порыв взять билет до Сеула. Сдержался. Выйду на улицу, поищу себе применения.

Вечер. Я весь в слезах. Переводил бабушку через дорогу, случайно наткнулся на филармонию. Купил билет. Полный зал. В программе: Мендельсон. Концерт растрогал. Скрипка проникла в душу. Выйдя из филармонии, продолжал аплодировать.

Вернувшись, понёс ручку портье. Сказали: уволился. Мне стало совестно.

День 10-й. Купил скрипку, хочу играть. Вика сказала, что я не в себе, и позвонила своей матери – доложила. Я не сержусь, она просто не понимает, что такое живая музыка.

Пытаюсь играть. Вика убежала из номера. На звуки моей скрипки явились немцы; они-то знают толк в настоящей музыке. Немцы сказали, что у меня хорошо получается, что исполняемый мною опус является шедевром атональной музыки, и спросили, как давно я овладел серийной техникой Шёнберга. Я сказал, что только учусь, и предложил им соль, сахар и все специи, какие только были в номере. Они сказали, что у них всё есть, ещё раз похвалили мою игру и ушли к себе.