Борис Егоров - Сюрприз в рыжем портфеле (сборник)

Пылкая тирада Ромашкина явно произвела впечатление. Сапрыкин встал и сказал:

— Ну хорошо, если меня так просят…

Росомахина Костя ещё не видел. Он знал о нём только по рассказам Орликова, Боярского и Люси-Милы.

Люся-Мила сидела в приёмной Росомахина и печатала бумаги. Те, которые наверх, — на мелованной бумаге через, два интервала, сколоты скрепкой, под скрепкой — розовая подкладка. Те, которые для управления, — на газетном срыве, полтора интервала, скрепка без подкладки. Те, которые вниз, — на папиросной бумаге, один интервал, скрепляются клеем. Всё, как учил товарищ Тюриков.

Однако Люся-Мила недоумевала, что порою в одно и то же время приходится печатать документы, друг другу противоречащие. На мелованной бумаге — рапорт о производственном достижении строителей второго карьера. На папиросной — выговор начальнику строительства второго карьера за срыв графика.

Выслушав Люсино сообщение, Костя сказал:

— Ты аккуратно выполняешь наставления, которые дал тебе Тюриков. И никогда не забываешь после работы как материально ответственное лицо — запирать машинку на ключ. Но одну заповедь тебе придётся нарушить — закладывай лишний экземпляр. Такие исторические документы надо коллекционировать.

О внешности Росомахина Люся-Мила сказала: «Коренастый, мужикастый, ходит в очень дорогом, но всегда помятом костюме». Так, по рассказам очевидцев, представлял себе Костя Росомахина.

И вот в технический отдел прибегает посыльный:

— Инжепера Ромашкина — срочно к директору!

Он оказался точно таким, каким описывала его Люся — Мила, — коренастым, мужикастым, в дорогом, но помятом костюме. Наверно, от долгого сидения в кресле.

Когда Костя вошёл, директор говорил по телефону:

— Да, да. Живёшь и только успеваешь оглядываться на пройденный путь… Угу, нам хотя бы в одной точке дорваться… Ну что ты! У меня всё получится! Да, Росомахин знает, что делает.

Какой эффект от того, что Росомахин дорвётся к руде в одной точке? Можно рапортовать, можно получить премию. А дальше что? Ведь из воронки, из перевёрнутой вверх основанием пирамиды Хеопса, промышленную руду добывать нельзя. Тогда Росомахин выступит по телевидению, призовёт «не уронить чести и оправдать оказанное доверие», объявит вахту, штурм, аврал, даст в Москву телеграмму: «Мы в невиданно короткие сроки осуществили… по просим помощи… шлите технику… помогите передовой стройке».

А если не всё получится гладко. Росомахин кого-то снимет с работы, кому-то объявит выговор на папиросной бумаге и снова отрапортует на мелованной: виновные наказаны, создавшееся положение выправляю…

— Присаживайся, присаживайся, — пригласил Росомахин Костю, бросив на рычаг телефона трубку. — Недавно, значит, приехал? Давай знакомиться. У меня такое правило — знать всех в лицо и по именам.

— Очень хорошее правило, — сказал Ромашкин. — Персидский царь Кир знал по именам всех солдат своей армии, а Фемпстокл — каждого из двадцати тысяч жителей Афин.

— Ты что, в университете учился?

— Учился.

— Ну, здесь у нас пройдёшь ещё один университет.

— О руднике представление имеешь?

— Когда он вступит в строй, — тоном старательного ученика начал Ромашкин, — то даст руды больше, чем Тралия, Валия…

— Трындня и Брындия, вместо взятие. Совершенно верно!

— О пирамиде тоже знаю, — доложил Ромашкин.

Росомахин недовольно насупил брови — видимо, ему не понравилось, что Ромашкин его опередил.

— Ты в УКСУСе работал? — неожиданно спросил директор.

— Да.

— У Груздева?

— У него.

— И в каких ты с ним отношениях?

— В хороших, — сказал Костя, — основанных на деловой принципиальности…

— Так вот я тебя зачем вызвал, — с расстановкой произнёс Росомахин, по фразы окончить не успел: дверь раскрылась — и в кабинет вбежала невысокая крупноглазая девушка в синем комбинезоне и пёстрой косынке. Из-под косынки выбивалась густая прядь чёрных волос.

— Здравствуйте, товарищ Росомахин!

— Постой, постой! — раздражённо произнёс директор. Не видишь — занят?

Девушка продолжала, не обращая внимания на его слова:

— Я Валентина Ткаченко. Бригадир штукатуров. Приходила к вам три раза — не заставала. Понимаете, дальше терпеть нельзя!

— Что терпеть? Куда дальше?

— Да уж дальше некуда! — запальчиво сказала Ткаченко. — Построили ясли. Мы там три месяца назад всю отделку закончили. А до сих пор не открывают: воду не подвели.

— Подожди. Ты кто? Местком? Партком?

— Ни местком и ни партком. А наша бригада над яслями шефство взяла.

— Так это надо было у Чаевых спросить.

— Спрашивали — не отвечает.

— Как не отвечает?

Так. Пожимает плечами. Разводит руками.

— Рано, стало быть. Не готово.

— Как не готово?! — всплеснула руками Ткаченко. — В новый дом Тюрикова тёплую воду провели? Провели. А он ещё дальше, чем ясли, от котельной…

Валя остановилась, чтобы перевести дух. Ромашкин подмигнул ей: так, мол, правильно, режь!

— Никакого внимания к быту людей на стройке! — заключила вдруг Ткаченко.

— Но это уж слишком! — вскипел Росомахин. — Посмотри кругом! Что мы понастроили!. Ну, бывают временные трудности. Но надо преодолевать. Мы авангард…

Ткаченко не дала ему договорить:

— Авангард? Настоящие авангардисты тёплую воду сначала в ясли проводят, а потом уже дальше — в свой персональный дом!

Росомахин тяжело встал из-за стола и, сопя, произнёс:

— Это дерзость! Со мной ещё никто никогда так не разговаривал. Ты знаешь, что несёшь? Хныкать на стройку приехала? Нам таких людей не надо! Подавай заявление и уезжай.

Ткаченко повернулась и выбежала из кабинета.

Росомахин опустился в кресло, хотел закурить, но вдруг раздавил в руке спичечный коробок, отбросил его в сторону. Сказал:

— Какова девка, а?

— Настоящая казачка! — пояснил Ромашкин. — Характер!

— Казачка? Откуда она?

— Донская. Работала бригадиром на рыбоконсервном комбинате. Жила с матерью. Потом решила, ехать на вашу стройку. Мать — ни в какую! Bce ee вещи в шкаф заперла. Так и уехала налегке. А с ней вся её бригада — одиннадцать комсомолок.

— А ты про это откуда знаешь? Сам здесь без году неделю…

— Разведка доложила. Есть и более подробные сведения. Она на втором курсе института учится, заочно. Учебники её дома остались: мать и их заперла. Писала ей дочь — не отвечает. И книг не высылает. И вот одиннадцать девчат, не сговариваясь, каждая в отдельности написали своим родителям письма: пришлите такие-то книги. И почти в один и тот же день в город пришло одиннадцать одинаковых посылок с книгами…