Борис Егоров - Сюрприз в рыжем портфеле (сборник)

— Но ведь нас, конструкторов, в кооперативе почти не останется… Все варяги.

— Без паники. Часть конструкторов пойдёт в другой кооператив. Есть одна организация, которая с удовольствием арендовала бы подвал нашего бюро. Если администрация согласится сдать ей подвал, они нам выделят семь мест в своём кооперативе…

Я пошёл домой. Жену я успокоил быстро:

— Помнишь, я читал тебе книгу о садоводстве и мне попадались болезни растений? Так их значительно больше. Я читал выборочно. А теперь нас не будут тревожить ни недуги японской лилии, ни сонная болезнь пионов, ни долгоносики, ни парша груши…

— …и ни поздние весенние заморозки, — добавила жена. — Только жаль, не будет у нас тюльпанов группы Коттедж.

— Тюльпанов группы Коттедж? Я куплю тебе их на рынке.

1968

Ванька Жуков, шустрый голубоглазый подросток, полгода назад приехавший из деревни и поступивший учеником на завод, в ночь под Первое мая не ложился спать.

Друзья по общежитию давно ушли на праздничный бал в Дом культуры, а Ванька остался, чтобы написать письмо своему дедушке. Давно не писал он Константину Макаровичу, хотя собирался много раз. Но всегда что-то мешало: телевизор, кино, футбол.

Теперь же откладывать было нельзя: дедушка прислал открытку, в которой сообщил, что думает скоро приехать и забрать Ваньку назад в деревню. Кто-то, наверно, сказал ему, что учат здесь не так и живут ребята неправильно, вот он и растревожился.

А возвращаться домой Ваньке страшно не хотелось, и он решил опередить деда своим письмом.

Ванька вырвал лист из тетради, достал шариковую ручку и стал прикидывать, как бы начать поласковее, чтобы деду было приятно.

«Милый дедушка, Константин Макарович! — писал он, — Поздравляю Вас с международным пролетарским днём Первое мая, а также с праздником Победы, которую Вы самоотверженно завоевали в Великой Отечественной войне. Желаю Вам бодрости и крепкого здоровья. Всегда вспоминаю Вас и благодарю за всё то хорошее, что Вы для меня сделали…»

Ванька рос и воспитывался у Константина Макаровича. Родители его поженились рано. Ванька появился на свет, когда матери его было девятнадцать лет.

Первое время отец и мать работали в колхозе, а потом уехали в город на стройку. Получили квартиру. Стали учиться в вечерней школе, в институте.

Мать хотела однажды взять Ваньку с собой, но Константин Макарович запротестовал:

— Как вы его растить-то будете? И времени у вас нет, и денег не густо. Студенты. Эх вы, молодёжь, нарожаете детей, а потом не знаете, что с ними делать. Пропали бы, кабы на дедов да бабок спихнуть нельзя было.

Так и остался Ванька с Константином Макаровичем.

Родителей своих он видел только тогда, когда они приезжали в отпуск. Дедушка каждый раз поначалу им радовался, а с днями радость проходила, потому что прибавлялось забот по дому. И продукты покупать, и у печки стряпать, и убираться. Отец и мать делать ничего не хотели, а может, и не умели. Уходили с утра на речку.

Константин Макарович Ваньку с ними отпускал неохотно: «Вы у меня хоть помощника-то не уводите».

А прошлым летом родители в деревню не приехали. Написали, что очень устали и отдыхают в Сочи.

Осенью в колхозе были люди из города, с механического завода — участники автомобильного агитпробега. Рассказывали молодым ребятам о месте в жизни, о том, как они вдохновенно трудятся и интересно живут. У Ваньки глаза от увлечения разгорелись, и он стал упрашивать Константина Макаровича отпустить его в город.

Дедушка подумал и согласился:

— Ну что ж? Езжай. Специальность получишь. Мастером будешь. А я вот что-то прибаливать часто стал.

Ванька Жуков посмотрел на окно, на стенку и живо представил себе Константина Макаровича, ночного колхозного сторожа. Это невысокий худощавый старичок лет около шестидесяти, с лицом, которое светится доброй улыбкой. Но бывает оно и строгое, суровое — когда дед сердится.

Днём он спит или помогает, колхозному садоводу. «Такая, говорит, у меня общественная обязанность: садовод хоть и институт окончил, да в практике не шибко силён». Или идёт в сельсовет. Там у почтальона новые журналы и газеты.

Возьмёт журнал, сдвинет очки на нос и читает вслух тем, кто председателя сидит дожидается.

А ночью дед ходит вокруг колхозных амбаров, а за ним шагают старая Каштанка и кобелёк Вьюн. Вьюн — пёс молодой, но сообразительный, знает много команд и слов.

Однажды осенью дед сильно замёрз и пошёл домой за тулупом. А в это время кто-то замок у амбара сломал и мешок сахара украл. Вьюн пошёл по следу и привёл к Федьке, Агафьину сыну. Федька самогон варить собирался.

Ванька вспоминает про деда, но в деревню его совсем не тянет.

«Живу я хорошо. Питание хорошее. Бефстрогановы дают, отбивные, а больше всё кнели паровые. А молоко здесь сгущённое и ещё бывает из порошка.

Работа нетрудная.

Первое время с нами, учениками, заниматься никто не хотел. Говорили, что мы только мешаем выполнять программу. И мы играли в футбол. Я стоял в воротах.

А теперь я — за станком. Но иногда тоже отдыхать приходится: то заготовок не подадут, то инструмента не хватает, а то просто раскачка с утра долго идёт.

Но мастер говорит: «Не унывайте, наряды оформлю как надо».

На первую получку я его, как полагается, угощал. Сам я выпил только чуть-чуть. Мне пить совсем не хочется.

Он мне сказал за столом: «Ты, Жуков, учись, получи хороший разряд, только в мастера никогда не иди. Хлопотно, и зарплата меньше».

Это правда. У нас есть такие, которые работают подолгу, давно выучились и школы окончили, а начальниками быть не хотят.

А наш мастер добрый. Намедни Лешка Окуньков — он постарше меня и разряд имеет — два дня прогулял, и мастер ему только сказал, чтобы он этого больше не делал.

А Лешка говорит: «Я никого не боюсь. Если уволят, на другой завод пойду. Везде рабочие, требуются, и даже с выговорами берут. У меня уже две трудовые книжки исписали. Третью почну».

Это тоже правда, Константин Макарович. Везде требуются и токари и слесари. И ещё я обратил внимание — секретари-машинистки. И тут я подумал про нашу Алёну Туфыркину, которая одним пальцем печатает в правлении. Мы с ней очень дружили. Приезжала бы она сюда печатать — общежитие дают, а потом даже отдельные комнаты обещают. А если она на машинке стукает ещё плохо, то будет референтом. Сказывают, что референт тоже сидит у телефона, только печатать не умеет, а платят ещё больше, чем машинистке. А Алёна — девка смышлёная и живёт с мачехой.

Или парикмахером пусть будет.

А Лешка у одной такой подстригался под моду. Теперь у него причёска, как у Федьки, Агафьина сына, когда он после амнистии домой пришёл.