Петер Карваш - Чёрт не дремлет (сборник)

— Ну, что? — уже с порога спросил он. — Всё в порядке?

Но девушка взглянула на него с грустью, потом перевела глаза на чернокнижника и поджала губы, как бы желая сказать: «Это не человек, а ледяная сосулька».

— Гм, — хмыкнул молодой человек, остановился перед учителем и принуждённо улыбнулся. — Моя жена, — представил он куколку.

— Очень приятно, — сухо ответил Ломикар, — она понятия не имеет, когда была битва при Каннах.

— Двести шестнадцатый год до нашей эры, — сказал молодой человек. — А вы знаете, кто был Рентген? Знаменитый физик. И знаете, что он изобрёл?

— Нет, — упрямо возразил Ломикар, — об этом не может быть и речи.

Прошло несколько тягостных секунд.

— Жаль, — вздохнула «агитационная двойка». — Вы портите нам процент!

— Что я вам порчу? — удивился Ломикар, близоруко мигая.

— Процент, — стыдливо прошептал молодой человек. — Понимаете, мы лучшая агитационная двойка в районе. Обычно мы охватываем сто процентов.

Учитель пристально посмотрел на Платона. Платон был сам себе господином, не разрешал вмешиваться в свою личную жизнь, но, насколько Ломикар Моцик помнил, он ни разу в жизни даже мухи не обидел, ухаживал за рыбками и никогда не причинял людям неприятностей.

— Вы хотите сказать, — спросил учитель, — что все остальные уже были на рентгене?

— Триста десять тысяч человек, — быстро ответил молодой человек.

Ломикар снова взглянул на Платона, как бы говоря: «Тебе что, в твои времена такого не бывало…»

— Хорошо, — неожиданно сказал он, и лица молодых супругов прояснились, — хорошо, я подумаю. Но с одним условием: вы должны сказать, что от меня за это потребуют?

Супруги переглянулись.

— Это… — сказал молодой человек, — это в порядке заботы о человеке.

— Знаю, — нетерпеливо перебил его учитель, — платить не надо, это ваш главный трюк, но ведь не за красивые глаза вы всё это делаете? Это и слепому ясно!

— Нет, — сказала молодая женщина, — это чтобы лёгкие…

Учитель взорвался.

— Вы хотите сказать, что меня ничего не заставят подписывать, никуда не заставят вступать что электроэнергию на триста десять тысяч человек расходуют лишь из любопытства к их внутренностям?

Агитационная «двойка» вздохнула.

Дискуссия затянулась до самого вечера. Принесли статистические данные, дали учителю честное слово, привели со двора двух человек, уже побывавших на рентгене и вернувшихся живыми к семейному очагу. В половине одиннадцатого учитель капитулировал. Он отдался на волю про-видения и на другой день пошёл в клинику.

Там всё было подготовлено очень тонко: отделение до мелочей походило на настоящую больницу и ничем не выдавало гигантской западни, в которую; должны были попасть Ломикар Моцик и ему подобные; Сестра старательно записала имя, профессию и социальное положение учителя, — вероятно, для какой-то секретной картотеки, — и предложила ему посидеть в зале. Он просидел девятнадцать минут в полной уверенности, что его в это время ставят на учёт. Потом сестра снова пришла и проводила его в маленькое тёмное помещение, в котором с трудом можно было повернуться.

Кто-то ледяным тоном сказал:

— Разденьтесь, пожалуйста.

И Ломикар Моцик решил: «Всё! Я пропал».

Потом дверь отворилась, и в ней появился человек в белом халате и тёмном резиновом фартуке. Учитель сразу понял, что это сыщик, переодетый врачом.

— Прошу вас, — сказал тот с притворной любезностью.

Учитель вошёл в помещение, освещённое лишь темнокрасной лампочкой. Перед ним стоял рентгеновский аппарат, но это могла быть и гильотина новой конструкции.

— Заходите, заходите, пан учитель, — весело сказал переодетый сыщик и подтолкнул Ломикара Моцика к аппарату. Красная лампочка погасла, что-то зловеще затрещало, и государственный учитель на пенсии отдался на волю божию.

Внезапно он услышал голос переодетого сыщика:

— Сердце у вас, как мотор, пан учитель, как у восемнадцатилетнего юноши. Сто лет проживёте.

«Заряжать пушки!» — решил Ломикар.

— С правой стороны груди какое-то обизвествление, — продолжал сыщик и спросил: — Было что-нибудь с лёгкими, пан Моцик?

«Он всё знает обо мне», — подумал учитель.

— Но это давно зарубцевалось, — продолжал голос.

Ещё минутку что-то потрескивало, потом наступила тишина, зажглась красная лампочка, и голос произнёс:

— Вот и всё. Готово.

«Пробил мой час», — в отчаянии решил Ломикар Моцик.

Его снова, отвели в комнатушку. С другой стороны, приятно улыбаясь, появился тот же самый переодетый сыщик.

Учителя ослепил яркий свет, но он успел заметить, что сыщик снимает фартук, — такие когда-то носили палачи,

— Идите, — сказал он, — я вас ещё выстукаю.

Что происходило потом, Ломикар Моцик не помнил. Смирившись, он ничему не противился. Даже к переодетому сыщику он не чувствовал ненависти, хотя мог дать голову на отсечение, что тот не знает, когда была битва при Каннах. Кончилось тем, что сыщик, всё это время превосходно игравший роль врача, сказал:

— Вам нужен свежий воздух, пан учитель! Поедете на три недели в Татры. Хорошо?

И снова Ломикар Моцик был не в силах противиться. Он пошёл домой, машинально покормил рыбок, потом сел в плюшевое кресло и попытался разрешить два вопроса: «В какую, ради всех святых, историю он снова впутался? А если не впутался и всё это правда, — от них всего можно ожидать, — если этот переодетый действительно врач, а не сыщик, то разве возможно, разве мыслимо, разве правдоподобно, что всё это делается просто из человеколюбия, так сказать, за красивые глаза?» Нет, не для того учитель Моцик выпустил в свет тридцать поколений восьмиклассников, чтобы на старости лет поверить подобной чепухе!

То, что сердце у него, как у юноши, порадовало его И боли в боку более или менее прекратились. Он стал лучше спать и чаще дискутировал с Платоном. Но всё же он непрестанно ожидал продолжения этой истории.

И действительно, однажды вместе с пенсией почтальон принёс зелёный конверт из Старого Смоковца. В конверте была путёвка в дом отдыха.

Ломикар Моцик несколько часов маршировал между аквариумом и книжным шкафом, рассуждая приблизительно так: «Возможно, что это великолепная психологическая атака на мой характер. Они хотят меня морально подкупить, связать по рукам и ногам. Но это им не удастся! Ломикара Моцика нельзя подкупить! Возможно также, что они придут и предъявят мне астрономический счёт за все эти услуги. Они хотят меня разорить. Это им не удастся. Ломикар Моцик вооружён мудрой философией компромисса и осторожности. Наконец возможно, что я им нужен, как цифра для статистики и меня хотят использовать как доказательство того, что у нас стало лучше, — мне швырнут какие-нибудь блага и выгоды, чтобы превратить меня потом в беззащитное анонимное доказательство каких-то достижений, о которых они раструбят по всему миру. Но и это им не удастся. Ломикар Моцик всю жизнь был личностью, индивидуальностью».