Аркадий Васильев - Понедельник - день тяжелый | Вопросов больше нет (сборник)

Я смотрела, и сердце у меня сжималось: «Как я ему скажу? Как я ему скажу про Надю?»

Разделся до пояса, плескался, фыркал:

— Ой, как хорошо! Мы, мам, в армии зимой снегом обтирались. Здорово! Так и прожигает, прямо насквозь!

Какой он крепкий стал. Загорелый. И совсем как Сережа. А как побрился, причесал мокрые волосы, такие густые, плотные, — совсем Сережа.

И тут он спросил:

— Не знаешь, почему меня Надя не встретила?

Я ответила спокойно, даже шутливо:

— Я же тебя тоже не встретила. Смотри, какой у меня беспорядок. Сам виноват. Хотел в понедельник, а приехал сегодня…

Он посмотрел на меня, хотел улыбнуться, а не вышло.

— Надя точно знала, когда я приеду. Я ей из Бреста телеграмму послал.

— А мне не послал…

— Я хотел тебе сюрприз…

— Конечно, сынок… Как хотел, так и сделал.

Я поняла, он хотел с Надей без меня встретиться… И Сережа, когда я к нему приехала, один пришел на вокзал, без родителей…

— Что же ты молчишь, мама?

— Может, телеграмму не получила. Бывает же, не доходят…

— Когда ты ее видела?

— Недели три назад… Нет, месяц… Да, совершенно верно, больше месяца.

— Ты что-то не договариваешь, мама.

— Тебе кажется…

— Я взрослый, мама. Я солдат, мама.

И я сказала:

— Неправда все, Коленька…

Он побледнел, смотрел на меня и ждал, что я дальше скажу.

— Все неправда… Я ее давно не видела. Месяца три, а может, больше. А ко мне она не заходила полгода…

— А ты писала, что заходила…

— Не хотела тебя расстраивать.

Он примерил штатское, но все оказалось мало — такой он стал широкий, совсем взрослый.

— Ничего, еще денька два придется руку от козырька не отпускать…

— Ты куда, Коля?

— К Наде… Надо же поговорить.

— А ты адрес знаешь?

— Конечно.

— Она переехала, Коля…

— Куда?

— Не знаю.

— Маруся Шлова, наверное, знает.

— Маруся на Енисее..

— Лена…

— Она в отпуске.

— Женя Раева…

— Она замужем…

— Женя?

— Надя…

Взяла и выпалила. Сразу. Зачем в прятки с родным сыном играть. Он у меня взрослый, солдат. Переживать, конечно, будет. Любит он Надю… Пройдет со временем. Другую встретит… В общем — сказала, значит, сказала.

— Давно?

— Не знаю.

— А он кто?

— Не знаю. Женя Раева говорила, какой-то студент или аспирант.

— Надя у него живет?

— Не знаю, сынок. Да и тебе не к чему знать. Что было, то было…

— Я найду ее. Пойду на часовой…

— Она там больше не работает…

— Все равно найду.

— А зачем? Только себя травить, да и ей, наверное, неприятно будет.

Он расстегнул воротничок у гимнастерки. Еще раз умылся. Снял сапоги. Лег на кушетку. Встал, снял гимнастерку и попросил:

— Давай я тебе помогу порядок навести!

Все делал ловко, быстро. И мы разговаривали, разговаривали.

— Армейская жизнь, мам, совсем другая. Забот штатских нет никаких — есть приготовят, обувью, одеждой обеспечат, спать уложат. Хочешь не хочешь, уложат. А скорее всего хочешь. Натопаешься за день. Платок носовой и тот приготовлен. Но уж зато не ленись, смотри в оба…

— У нас отбельную новую пустили. Володя Карасев в ней теперь мастером. Диплом недавно получил.

— А как Женя Раева? Выросла или все такой же недомерок?

— Не узнаешь. Красивая стала. Видная.

— А где Димка Коротков? Все там?

— Важный стал. «Запорожца» купил. Смех, право. Хотел отца прокатить, а он еще больше растолстел. Димка говорит: «Поедем, папа, я тебя к тете Варе отвезу». А он ему: «Спасибо, Димочка. Влезть-то я как-нибудь влезу, а обратно ты меня из своей жестянки будешь ложкой вычерпывать, как холодец».

— Так и не поехал?

— Поехал. Ничего, вылез… У Лютовых бабушку наградили… Жила себе, жила, никто не знал, а она, оказывается, героиня. В гражданскую войну…

— Ай да бабушка! А где Леночка Шапошникова?

— В отпуске,

— Где?

— В Крыму где-то.

— Когда вернется?

— Не знаю… Можно позвонить. У них теперь телефон.

— Я просто так… А ты номер знаешь?

— Записан. Хочешь, я спущусь вниз и позвоню…

— Не надо… Сходи…

Когда я возвратилась, он стоял на столе и вытирал с люстры пыль.

Как он обрадовался, что Леночка уже вернулась из Крыма и сейчас придет!

— Ты молодец, мама. Ты у меня просто гений!

Я понимала, что дело не в Леночке, он хочет от нее узнать про Надю.

— Давай, мама, скорее. Сейчас Леночка придет! Леночка.

Леночка пришла очень скоро. Николай посмотрел на нее и засмеялся. Она даже обиделась.

— Это ты?

— Ну, я.

— Леночка?

— Я, я…

— Нет, это не ты! Это кинозвезда из Голливуда…

На Леночке была юбка колоколом, с крупными поперечными полосами: оранжевая, синяя, красная. Туфли на гвоздиках, кофточка белоснежная. А прическа! Как только девчонки их делают? Руки, лицо загорелые — бронзовые.

— Нет, это не ты! Ты же красавица стала, Ленка.

Она засмеялась, не зубы — жемчуг.

— Говорят… И ты ничего себе парень!

— Нет, нет… Мама, кого это ты впустила?

А глаза у Коли грустные, и Леночка, чудесная девочка, заметила, но виду не подала.

— Вырос! Совсем дылда! Невежа! Даже здравствуй не сказал. Мог бы и поцеловать!..

— Да я с удовольствием.

— То-то же… Учти, только сегодня разрешаю. Завтра не позволю. Обрадовался, леший. Пусти… Я сейчас Лешу Телегина встретила.

— Что ты! Сказала ему?

— Придет. Немедленно. Забегу, говорит, к Димке, мы на его драндулете в гастроном смотаемся и прикатим.

Тут мое сердце хозяйки не выдержало:

— Это совсем уже не к чему. У нас у самих нее найдется.

— А мы смешаем, тетя Катя, ваше с нашим, и будет больше…

Только за стол сели, только Леша Телегин, тамада, начал тост произносить, открылась дверь и вошел народный артист Советского Союза Андреи Александрович. Он под нами живет.

— Милый Коленька! Я не ошибся. Слышу, у вас веселье. Ну, думаю, не иначе, как ты домой пришел. Нет, нет… Не могу, нет времени… Ах, какой тут цветник… Годков бы десять сбросить…

Леночка, она на язычок острая, тут же внесла поправку:

— Десять мало, Андрей Александрович…

А потом все выпорхнули, и я осталась одна. Ну и наплакалась же я…

Я не знаю до сих пор, как Коля меня нашел. На часовом заводе я взяла расчет. Я же понимала, если я там останусь, мы с ним обязательно встретимся. А я очень боялась встречи.

Мне повезло. Я сменяла комнату за неделю. Я не верила, что можно так быстро. Теперь, оказывается, это гораздо проще. Особенно если меняешь хорошую комнату в старых границах, где-нибудь на Садовой или на Арбате, а получаешь в Новых Кузьминках или в Новоховрине. За мою двенадцатиметровую солнечную комнатку на Ленинградском проспекте мне с удовольствием отдали шестнадцатиметровую в Новых Кузьминках.

Дом новый, здесь старых кет, но не такой, в каком я жила — там было девять этажей, а тут четыре. Там был лифт, а здесь пешком. И ванна совмещенная. Но зато здесь плита на кухне электрическая…