Юрий Прокопенко - Встреча с пришельцем (сборник)

— Видишь ли, дело в том… Короче, я хорошо знал твоего отца и поэтому решил поинтересоваться твоими делами, — наконец нашелся я.

— Знали? — Ее лицо вдруг стало очень серьезным. Она отвернулась.

— Так что ничего живешь? — Глупее вопроса трудно было и придумать.

— Спасибо, ничего. — Беседуя со мной, она все время посматривала на звонкоголосых подруг, столпившихся у подоконника. Наверное, ей не терпелось поскорее к ним присоединиться.

— Ладно, не смею тебя больше задерживать, — сказал я.

— Приходите к нам домой, мама будет очень рада, — вежливо пригласила меня дочь на прощание.

На улице было солнечно, пахло прелым листом.

Казалась, серебристые паутинки — эти неизменные атрибуты бабьего лета — свисали прямо с неба. Если бы мне в эту минуту предложили одним словом охарактеризовать свое состояние, я бы ответил — опустошенность. Правда, к ней примешивалось еще что-то, чему я сразу не мог дать определение. Пока не‘ понял: обыкновенное чувство голода! Желудку все равно, какую фамилию носит его хозяин, Гарпун или Зайчинский. Ему есть подавай!

Кафе «Минутка» отличалось от других заведений общественного питания тем, что тут обедали и сотрудники «Вечерки». Душа кафе буфетчик Саша, очень подвижный для своих пятидесяти, был твердо убежден: лучшие газетные материалы рождаются именно здесь. Во всяком случае, в его присутствии не раз обсуждались будущие репортажи, зарисовки, судебные очерки.

«Три порции сарделек за один заголовок», — часто предлагал Миша Верезюк, сотрудник отдела информации, у которого заголовки были слабым местом.

И Саша первым откликался на его призыв. Однажды он придумал удачный заголовок к Мишиной информации об открытии нового магазина: «Продавец улыбается». Воодушевленный таким успехом, он теперь, о чем бы ни шла речь в материалах Верезюка, предлагает заголовки со словом «улыбается»: «Слесарь улыбается», «Шеф-повар улыбается», «Прокурор улыбается»…

Я подошел к буфету, поприветствовал Сашу и сказал:

— Как всегда.

Саша посмотрел на меня с любопытством:

— Не понял. По-моему, я вас впервые вижу.

— Бульон, сардельки и кофе, — уточнил я и сел в самом дальнем углу зала.

До обеденного перерыва оставалось меньше часа. Поэтому в кафе было почти пусто.

Через несколько минут вошел Юрий Юрьевич Тощенко, заведующий отделом литературы и искусства. В такое время он обычно только завтракал. Примостился за соседним столиком и время от времени бросал на меня вопросительные взгляды. Наверное, никак не мог припомнить, где он меня видел.

— Добрый день, Юрий Юрьевич, — поклонился я.

— Доброго здоровья, — ответил он. И, отхлебнув кофе, поинтересовался: — С кем имею честь?

Всех своих авторов Тощенко четко делил на дне категории — нормальных людей и графоманов. К последним относился, как врач к больным. Советовал им больше бывать на свежем воздухе, заниматься спортом.

«Поверьте, — убеждал он страстных рифмоплетов, — это у вас пройдет. Пройдет без осложнений». Отправив очередного такого пациента, всегда тяжело вздыхал: «Ничего не поделаешь, болезнь века: выучит человек азбуку — и уже считает себя писателем».

— Один из поклонников вашего таланта, — представился я.

— Моего таланта? — изумился Тощенко.

— Может, я не так выразился, но ваши статьи, рецензии, обзоры мне очень нравятся.

Глаза его потеплели. Мудрый Юрий Юрьевич клюнул на такую дешевую приманку! Лесть — эта ахиллесова пята человечества — всегда служит пропуском даже в души безнадежных скептиков.

— Вы позволите? — Я перешел к его столику.

— Очень прошу, — с готовностью подвинулся он. — Так, значит, говорите, нравятся мои публикации?

— Нравятся.

— И что же именно в них нравится?

— Логичность, доказательность, сочность языка…

— Вижу, в этих делах вы не новичок, — отметил он. — Может, сами пишете? Скажем, рассказы или новеллы?

Я поспешил рассеять его подозрения:

— Не пишу. Вернее, писал, но после вашей прошлогодней рецензии на книжку одного молодого новеллиста — не помню фамилии — бросил. Понял, что в моих вещах нет той самой изюминки, о которой вы так метко говорили.

— Это достойно похвалы, — кивнул Тощенко. — Людей, которые умеют вовремя остановиться, я уважаю. Простите, принесу себе еще кофе. Может, и вам прихватить?

— Благодарю, не надо, — сказал я.

— Итак, — продолжил он, вернувшись, — вы бросили писать рассказы, потому что вас убедила моя рецензия?

Именно поэтому, — заверил я. — Правда, была еще одна причина…

— Какая же?

— Дело в том, что я начал писать стихи…

Тощенко чуть не поперхнулся. Бедный Юрий Юрьевич! Не часто журналистам, особенно его амплуа, случается услышать комплимент от читателя. И вдруг такое разочарование: комплимент от поэта-графомана!

— Наверное, вы о чем-нибудь хотите меня попросить? — сухо поинтересовался он.

— Хотел бы, если можно…

— Приносите, — не дослушал он меня и направился к выходу. У двери обернулся: — Только, пожалуйста, не сегодня.

— Простите, — догнал я его, не в силах противиться возникшему вдруг непреодолимому желанию прекратить эту игру, раскрыть карты. Но страх, что меня снова обвинят в шулерстве, заставил взять себя в руки.

— Вы что-то хотели?..

— Скажите, пожалуйста, где похоронен Вячеслав Гарпун?

— На центральном кладбище, — ответил Тощенко. — На восемнадцатом участке.

Выходя из кафе, он еще раз обернулся и как-то странно посмотрел на меня.

Буфетчик Саша кричал в трубку кому-то из поставщиков:

— Мы, журналисты, не любим, когда нас дурят. Прибыл кефир сегодня, и дата должна быть сегодняшней!

Можно было бы дождаться, пока начнут приходить и другие сотрудники редакции, но я чувствовал, что и так переполнен впечатлениями. Лучше, решил, завтра сам к ним зайду, воспользовавшись вынужденным приглашением Тощенко…

Увидеть собственными глазами место своего захоронения — кто устоит перед таким соблазном! Я блуждал среди могил, разыскивая табличку со своей фамилией. В кладбищенской тишине есть великая философская мудрость, которая, очищая нас от суетной мишуры, отрезвляя и приземляя, заставляет хоть на мгновение снова стать самим собой. С высоты кладбища даже непоправимые жизненные катастрофы кажутся бледными кадрами посредственного телефильма.

Выл у меня знакомый — карьерист законченный. Шел по служебной лестнице, переступая через друзей и собственные принципы. Но внезапно с ним произошла метаморфоза: к нему вдруг вернулись качества, которые он растерял еще в юности, — скромность, участливость, человечность.

Я долго ломал голову над этим феноменом, пока не побывал у него в гостях. Оказалось, окна его повой квартиры выходят на кладбище…