Лев Вершинин - Два веса, две мерки [Due pesi due misure]

Когда у меня голова не пухнет от горьких мыслей, я вспоминаю, что я хорошенькая, и верю, что рано или поздно опять стану веселая, как раньше, а потом вдруг снова начинаю реветь — и реву часами, остановиться не могу. И чем больше плачу, тем тоскливей на душе. Прошлой ночью проснулась оттого, что ревела во сне — подушка насквозь промокла. Сколько себя знаю — никогда такого не бывало. Ничего не поделаешь: как вырядилась в серое, так и жизнь моя стала серой, а самое страшное — я потихоньку привыкаю к тоске, мне нравится грустить. И теперь я такая же мрачная, как все мои подруги. Мне ужасно хочется сходить к психоаналитику, но сперва надо новый контракт заключить, а то, говорят, психоаналитики здорово дерут.

Если меня никто не приглашает в ресторан, я готовлю что-нибудь дома и ем в одиночестве. Вчера я вдруг разревелась, когда ела спагетти, и слезы дождем закапали в тарелку. Вообще-то если уж я расплачусь, то не на шутку, но тут взяла себя в руки. Надо что-то сделать, сказала я себе, нельзя спускать этим сволочам, которые довели меня до такого состояния. Я села на телефон и все выложила бухгалтеру фирмы, которая выпускает карамель. Мы знакомы, хоть я с ним ни разу не спала. Я ему сказала, что за тот месяц, когда я у них работала, я истратила пятьсот тысяч лир на квартплату, телефон и такси. Плюс первый взнос за цветной телевизор — еще сто тысяч. Истратила шестьсот, а получила восемьсот, долой вычеты. Если они думают, что мне интересно работать меньше чем за двести, они сильно ошибаются. Бухгалтер сперва молчал, не знал, видно, чем крыть, а потом начал мне голову морочить, будто бы квартплата, телефон и такси да взнос за цветной телевизор не имеют никакого отношения к гонорару за мои услуги. «За ваши услуги» — так и сказал, идиот. Некоторые считают: раз актриса, значит, шлюха. Я ему сказала, чтобы он не смел говорить про мои услуги. Он извинился, а потом опять за свое: восемьсот тысяч, мол, приличный доход, вам, мол, хорошо заплатили. Бухгалтер, а делает вид, будто не знает, что доход — это не то, что ты получаешь, а то, что у тебя остается после всех расходов. Спрашивается, говорю я ему, кто за квартиру платил — вы или я? А за телефон, за Цветной телевизор? За такси? А еще ресторан? Или, по-вашему, когда человек работает, ему есть не надо? Он же мне толкует, так, мол, и так, не может фирма все ваши расходы на себя взять, тем более телефонный счет у вас за три месяца. Никто не спорит, но платила-то я по нему, когда на вас работала. Ну, он язык и прикусил. А я свое: пусть я и не бухгалтер, но мне известно, из чего прибыль складывается. Он засмеялся в трубку и говорит: при чем здесь прибыль, вы же не организация, а частное лицо. До чего мужчины бывают глупые! Когда речь, говорю, идет о кошельке, никакой разницы нет между организацией и частным лицом. Почти целый час у меня отнял, а под конец намекнул, что не прочь поужинать со мной где-нибудь в окрестностях Рима, в уютном ресторанчике, и за порцией спагетти продолжить этот разговор. Я не ответила ни да, ни нет, договорились, что он позвонит. Про серый наряд и про ужасное настроение я ему ни слова не сказала: есть вещи, про которые я не люблю говорить по телефону.

Почему одинокая девушка, вроде меня, принимает приглашения? Чтобы одной не сидеть. Иной раз, если человек симпатичный, то и ночь с ним проведешь, а он тебе на следующий день непременно норовит подарок сделать. Пережиток, конечно, в наше время все девушки на равных с мужчинами, а не только какие-нибудь ярые феминистки. Лично я никогда не беру подарков, разве что золотые монетки — ну, стерлинги там или флорины. Золотые монеты — моя слабость, чего скрывать? Но если мужчина мне подарит несколько монеток, я на следующий день посылаю ему кожаный ремень или зажигалку — пусть видит, что я девушка самостоятельная.

Я пришла на свидание вся в сером, как на экране, когда карамель рекламировала. Бухгалтер целый вечер острил насчет моего наряда, но в конце концов тоже убедился, что серое нагоняет тоску не только на тех, кто в нем ходит, но и на окружающих. Еще чуть-чуть, говорит, и я заплачу. Я сама изо всех сил сдерживалась, а нет-нет да и разревусь. Но своего-то я добилась: в другой раз, когда они станут рекламировать карамель «Мультигуст», цветной девушкой буду я. Поклянись, говорю, и он сказал «клянусь» (мы уже перешли на «ты»). И еще он пообещал устроить, что мне подарят те вещи, в которых я буду сниматься, а я ему сказала: нет уж, пускай они это в контракт впишут, потому что мне подарков не надо. После ужина мы зашли к нему выпить виски, и я, чтоб доставить ему удовольствие, сняла свое серое платье.

Перевод Л. Вершинина.

Париде Мильявакка, Кавалер Труда и Доктор Гонорис Кауза, еще и в 1966 году оставался одним из столпов итальянской промышленности. Он принадлежал к славной плеяде дерзких и удачливых дельцов, которая появилась после войны в период реконструкции индустрии и неслыханного обилия работы, а с ней и денег, получивший название «экономическое чудо», как бы в подтверждение того, что подобное явление у нас равнозначно чуду.

«Группа Синдер», объединявшая с десяток крупных предприятий, была вся в крепких руках Мильявакки. Порой, сидя в своем президентском кабинете за огромным пустым столом, служившим только для того, чтобы облокотиться и держать на подобающем расстоянии собеседников, он даже спрашивал себя, из каких семян вырос этот лес заводов и учреждений, где трудится тьма людей.

Если он углублялся в прошлое, пытаясь определить, с чего началось его процветание, ему приходилось признать, что его действиями и выбором словно управляла таинственная сила — желание уцелеть и обеспечить благосостояние целой нации, которую объединяло лишь желание хорошо жить. Говорят, что бывают периоды и эпохи, когда люди как бы сами стремятся к краху, но им противостоят периоды и эпохи, когда они решительно сплачиваются, чтобы достичь наилучших условий жизни. И вот он, Мильявакка, по чудесной случайности вернулся в Италию после войны и долгого плена в самый подходящий момент.

Прибыв в Милан, он стал работать на паях с одним водопроводчиком. Год спустя он взял в жены служанку из одного дома, где ремонтировал кран. Жена, Амабиле Камизаска, женщина некрасивая, но умная и очень трудолюбивая, уговорила его открыть собственное дело. Примерно за два года усердной работы в своей мастерской Мильявакка поднакопил немного денег. Однажды он встретил капитана Каллигариса, с которым познакомился в Индии. Каллигарис был доктором химических наук, но, вернувшись на родину, работы найти так и не сумел.

— Не мог бы ты, к примеру, изобрести хороший пятновыводитель? — сказал ему Мильявакка.