Лев Вершинин - Два веса, две мерки [Due pesi due misure]

Прошел уже целый час после того, как тема была продиктована, но ни один кандидат не придумал еще ни единого слова. На лицах у всех было написано безнадежное отчаяние. Что бы такое придумать? О чем написать?

Какой-то чиновник из Налогового управления подтолкнул локтем своего соседа, письмоводителя Казенной палаты.

— Три недели тому назад моей жене вырезали опухоль, злокачественную опухоль… Как ты думаешь, это годится?

Письмоводитель застыл в нерешительности.

— А что, твоя жена умерла? — спросил он.

— Что ты, что ты! Она в больнице.

— Видишь ли… Ведь надо описать «плачевное положение просителя». Вот если бы она умерла…

Один сверхштатный служащий Монопольного управления, который мальчишкой читал книгу о морских путешествиях, решил было, что кораблекрушение — прекрасный повод для просьбы о субсидии, и принялся уже строчить: «Находясь на плоту, который носится по воле волн, обращаюсь с настоящим прошением в ваш досточтимый департамент…» Но внезапно его охватило сомнение: откуда на этом злосчастном плоту взялось все необходимое для письма? И тотчас же новая мысль повергла беднягу в еще большую растерянность: даже если допустить, что на плоту и нашлось бы все необходимое для прошения, то как бы он смог направить прошение о вспомоществовании в министерство? И наконец, можно ли считать положение человека, терпящего бедствие на море, поистине плачевным?

Прошло уже два часа. Чиновники судорожно стискивали челюсти, прилагая самые невероятные усилия, чтобы придумать какой-нибудь по-настоящему несчастный случай, но ничто, по их мнению, не годилось. Эпидемия, смерть, избиение младенцев — все казалось им недостаточным для того, чтобы разжалобить департамент и убедительно обосновать ходатайство о вспомоществовании. Они мучились и потели, а фантазия их все иссякала, мозг деревенел и решительно отказывался работать. Члены экзаменационной комиссии, которые прохаживались взад и вперед между партами, тоже пребывали в полной растерянности. И наконец решили посовещаться друг с другом. Как помочь этим беднягам? Как подсказать им какую-нибудь идею?

Но тут председателю комиссии пришло в голову спасительное решение. Ведь у него имелся запасной конверт с другой темой.

— Попробуем предоставить экзаменующимся возможность писать сочинение на любую из двух предложенных тем, — сказал он.

Это было некоторым отклонением от правил, но только таким путем можно было избежать катастрофы. Вот почему председатель комиссии распечатал второй конверт и предложил кандидатам еще одну тему, объявив, что те, кто решат отдать ей предпочтение, могут располагать шестью часами, начиная с этой минуты. Затем он, скандируя каждое слово, продиктовал текст новой темы: «Подобно тому как вооруженные часовые стоят на страже священных границ Отечества, в учреждениях административного управления чиновники оттачивают инструменты, всемерно споспешествуя умножению благосостояния и величия страны, долженствующего сохраниться в веках».

На лице председателя комиссии появилась улыбка: только что оглашенная тема нравилась ему самому гораздо больше первой. Улыбка эта, казалось, осветила всю просторную аудиторию и отразилась на лицах сотни чиновников; они снова заерзали на партах, но на сей раз в их душах пробудилась надежда.

Перевод Я. Лесюка.

— Смотри, как бы тебя не обошли другие репортеры, — сказал Лучано, отрываясь от работы: он наклеивал на макет журнальной полосы еще пахнувшие свежей типографской краской оттиски. — Постарайся первым пробиться к министру и не спеша задай ему все те вопросы, которые я тебе продиктовал.

Джулио, стоявший по другую сторону стола, только кивнул в знак согласия.

— Я оставлю для твоего материала ровно две колонки на первой полосе, а если интервью окажется длиннее, то надо будет чем-нибудь поступиться. Кстати, возьми в пресс-центре вчерашние фотографии.

Джулио снова кивнул. Он отлично знал, что ему надо делать, напрасно Лучано продолжает давать ему все новые и новые указания. Ведь вот уже целую неделю он, Джулио, только тем и занят, что берет интервью у всяких важных особ — промышленников, миллионеров, киноактеров, которые съехались отовсюду на Международную авиационную выставку. Его от этого занятия уже просто мутит.

— Можешь взять мою машину, — продолжал Лучано. — Я задержусь в редакции.

С этими словами он протянул Джулио кожаный футлярчик с ключами. Тот опустил ключи в карман и, осторожно ступая по клочкам бумаги, разорванным корректурным листам и макетам журнальных полос, во множестве валявшимся на полу, вышел из комнаты.

Автомобиль Лучано стоял в углу двора. Джулио открыл дверцу, повернул ключ зажигания и замер, положив обе руки на руль: он почему-то никак не решался тронуться с места. Наконец он включил фары, и в неожиданно вспыхнувшем луче света — как в огнях рампы — заплясали ночные бабочки и мошки. Из приземистых корпусов типографии доносился мерный гул машин. Даже ночью — в те три или четыре часа, когда Джулио мог позволить себе немного отдохнуть в гостинице, — шум этот, точно наваждение, преследовал его во сне, и казалось, будто линотипы и ротационные машины работают в соседней комнате. Джулио делал пока только первые шаги в журналистике и еще ничего не заработал, а потому надо благодарить Лучано, который предоставил ему такую возможность: сам Лучано получал твердый оклад, как главный редактор журнала «Крылья».

Однако шумиха, поднятая вокруг Международного авиационного салона: и специальные выпуски журнала «Крылья» с многокрасочными иллюстрациями, и рекламные афиши, и транспаранты, развешанные на улицах, и тысячи людей, стекавшиеся в павильоны, где в воздухе неподвижно парили небольшие туристские самолеты, — вызывала у Джулио неподдельное отвращение. Все это представлялось ему каким-то фарсом, гротескным театральным действом: ну что за нелепость раздувать крикливую рекламную кампанию, призывая людей покупать, к примеру, «двухместный самолет КЛ-24 для воздушного туризма», словно речь идет о новой марке тостера. В самом деле — кому по средствам приобрести аэроплан?

Джулио тронулся наконец с места, осторожно проехал по двору и вдруг почему-то вспомнил о молоденькой девушке, продававшей специальные выпуски журнала «Крылья» в фанерном киоске у самого входа в авиационный салон. Он всякий раз перебрасывался с нею несколькими фразами и уже не раз подумывал о том, чтобы как-нибудь пригласить ее в ресторан поужинать. Ее звали Берта, она зарабатывала полторы тысячи лир в день: если бы ей вздумалось совершить воздушное путешествие на самом плохоньком рейсовом самолете, ей пришлось бы целый месяц кряду не завтракать и не обедать. И тем не менее она улыбалась всем и каждому, предлагая приобрести свежий номер журнала, и при взгляде на ее сияющее лицо могло показаться, будто она пять минут назад ступила на землю, спустившись с небес на борту собственного туристского самолета, пропеллер которого все еще медленно вращался.