Татьяна Коростышевская - Призвание – миньон!

А впрочем, зачем ждать? Достойный муж и семейство мне не светят. Подруги уверяют, что, отказываясь от труляля, я теряю очень многое. Может, насколько мне не нравятся мужские поцелуи, настолько понравится все остальное?

– Ты будешь на празднике? – спросил меня Пьер. – Леди Шерези тебя отпустит?

– На празднике сенокоса? Конечно!

Для окружающих я была безродной сиротой, которая живет в замке из милости. Спрашивать разрешения у матушки я не собиралась. Будет весело. Все напьются до животного состояния, будут танцы и песни, к небу взметнется пламя костров, я надену премилое платье, юбки которого должны развеваться в хороводе. Кстати, если я собираюсь возлечь на ложе страсти с красавцем-кузнецом, можно будет это сделать уже сегодня.

– Не танцуй ни с кем, кроме меня, – велел Пьер.

– Не напивайся, – велела я. – Твоя выносливость нам сегодня понадобится.

– Это зачем это?

Мой кавалер иногда проявлял непроходимую тупость.

– До начала праздника я собираюсь посетить фату Илоретту, чтоб разжиться у нее особым зельем, препятствующим зачатию детей.

– Вот оно что. – Пьер почесал свою макушку, заросшую светло-льняными волосами. – А зачем?

– Я собираюсь с тобой переспать, дубина! – торжественно изрекла я и, поднявшись с травы, взяла в руки корзину.

Парень, видно не совладавший со свалившимся на него счастьем, остался лежать.

Магда хлопотала на кухне, единственном помещении в замке, за которое мне было бы не стыдно, появись здесь даже королева Аврора. Кастрюли блестели, начищенные песком, огонь в плите полыхал, на столе, который полагалось скоблить не менее двух раз в день, подходило тесто для вечернего пирога.

– Куда нам столько? – спросила я, ставя корзину на скамью.

– Господам на ужин, – ответила Магда, – а остальное я отнесу на праздник, и пусть деревенские кумушки умоются. Лучше моих пирогов во всей Ардере не сыщешь.

Это было правдой. Я перебрала ягоды и уже собиралась отправиться к фате Илоретте, в ее уединенное лесное жилище, когда на кухню заглянула моя родительница. Руки леди Шерези были измазаны краской, а карие, как и у меня, глаза полыхали привычным творческим безумием.

– Куда нам столько? – спросила она и получила от Магды тот же обстоятельный ответ, который был дан и мне на тот же вопрос.

Я потихоньку пятилась к выходу, по опыту зная, что стоит мне хоть на минутку задержаться, мать моя найдет три сотни поручений. Не успела. Леди Шерези остановила меня мановением руки:

– Дщерь моя, пройди в мастерскую. Нам нужно поговорить.

Я послушно поплелась за ней сначала в сад, затем, миновав практичные грядки с овощами, прошла через солярий, чтобы остановиться у мольберта.

– Позировать я сегодня никак не могу. – Сложив руки на груди, я приняла вид самый покаянный. – Простите, матушка.

– Какое позирование? – Матушка порылась на столе, заваленном кистями, обрывками набросков, огрызками яблок, останками виноградных венков с ощипанными ягодами и прочей чепухой. – Где же оно?

К нам в замок еженедельно приходили деревенские женщины для уборки, сюда, в святая святых великой художницы, они не допускались, поэтому в помещении царил обычный для нас хаос.

– Вот! – Леди Шерези двумя пальцами, как дохлую мышь, вытащила свернутый трубочкой пергамент, на котором болталась сургучная печать.

– Королевское повеление? – спросила я с интересом, узнав герб.

– Да? – Матушка развернула документ, пробежала его глазами и отбросила. – Действительно, повеление. Доставлено неделю назад. К сожалению, мы его исполнить не сможем. Мой сын и наследник Шерези слишком слаб здоровьем… Я напишу ответ завтра или на днях. Не то, опять не то!

– Подождите. Что хочет от нас ее величество?

– Ко двору призывается старший сын нашего рода.

– Зачем?

– Да какая разница! – Леди Шерези наконец нашла то, что искала, и протянула мне.

Это тоже был пергамент и тоже с печатью. Господин Фроше, а послание было от него, считал возможным запечатывать корреспонденцию изображением своего самосочиненного герба.

Я прочла.

– Он собирается посетить нас?

– Именно. Кузен желает лично поздравить графа с днем рождения.

– Но это уже завтра?

– Он может прибыть с минуты на минуту.

– Что будем делать?

– Я не знаю, Басти. – Матушка раздраженно пнула мольберт, такое неуважение к творчеству могла себе позволить только она. – Мерзавец нарочно отправил гонца с письмом одновременно с началом собственного путешествия. У нас нет времени подготовиться! Скорее всего, гонец уже разузнал в деревне, что граф дома, и передаст эту информацию Фроше.

– Тайный отъезд графа?

– Господин Фроше потребует отправить погоню и вернуть именинника. Нам нечего будет противопоставить родственному произволу, замаскированному дружелюбием.

Я молчала, не зная, что еще предложить.

– Мы сбежим вместе, – решила матушка. – Скроемся в провинции, я продолжу писать, ты займешься фермерством.

О сельском хозяйстве моя родительница имела представление весьма поверхностное, я бы даже сказала – пасторальное. Мы не выживем без замка. Свободных денег у нас нет, даже на самый скромный домик в самой отдаленной провинции, хотя, по чести, какая провинция отдаленней нашей? Шерези стоит почти на оконечности материка, в десяти лье на юг начинается море, на западе и севере – непроходимые горы.

– Матушка готова снова выйти замуж? – осторожно спросила я.

– Зачем?

– Затем, что в Шерези мы находимся под защитой короны, мы – владетели этих земель. Как только мы покинем замок, оберегаться придется самим. А так как денег, чтоб заплатить наемникам, у нас нет, единственным шансом на выживание будет брак с каким-нибудь здоровяком, а лучше – здоровяком состоятельным, у которого есть хотя бы два десятка солдат.

– Мы выдадим замуж тебя.

– По каким, позвольте узнать, документам? В любом храме у меня потребуют свидетельство о рождении за подписью фаты, дарующей имена, либо храмового чиновника.

– Я подделаю документы, уж что-что, а рисовать я умею.

– А вы знаете, что в случае поимки мошеннику отрубают правую руку по плечо?

Леди Шерези начала топтать мольберт, что свидетельствовало о крайней степени раздражения. Я продолжила:

– Почему нам нужно бежать? С таким же успехом мы можем открыться перед господином Фроше и отдаться на его милость. Может, он позволит нам остаться?

– И потерять остатки гордости? – Матушка остановилась, глаза ее зло блеснули. – Ты права, бежать – это не выход. Мы покажем мерзкому кузену то, что он хочет.

Родительница быстро прошла в угол, отбросила крышку дубового сундука.

– Держи! – В ее руке оказался серебряный поясок, такой короткий, что мог только дважды обвить мою руку. – Отправляйся к своей фате, дарующей имена. Пусть она удлинит его, чтоб ты смогла подпоясаться.