Анатолий Крым - Украинская каб(б)ала

Приказываю

1. С момента объявления настоящего Приказа все подразделения Службы Безопасности переводятся на круглосуточный режим работы. Выходные дни и отпуска отменяются до особого распоряжения.

2. Начальникам Третьего, Пятого и Седьмого управлений в двухдневный срок подготовить и подать на утверждение план мероприятий по нейтрализации Либермана С. Л. и Шевченко Т. Г., предусмотрев тщательную конспирацию и присвоив объектам псевдонимы, а именно: С. Л. Либерману – Пуриц, Т. Г. Шевченко – Гайдамак.

3. Управлению контрразведки решительно пресекать попытки журналистов и дипломатов по установлению контактов с вышеуказанными лицами.

4. Отделу кадров обновить данные внештатной агентуры из числа литераторов и художников, приступив с их помощью к активной вербовке новых сотрудников в среде творческой интеллигенции. Финансовому управлению изыскать резервы для работы с внештатниками, повысив расценки на десять процентов.

5. С целью эффективного выполнения поставленной задачи временно снять наблюдение и контроль за оппозиционерами, проходящими по второй категории опасности, передав последних под контроль милиции и налоговой администрации.

6. Контроль за выполнением данного приказа оставляю за собой.

12 февраля 2014 года

До сих пор нахожусь в сильном волнении, которое, несомненно, связано с моим двусмысленным положением. Восстанавливая свою прошлую жизнь до мельчайших подробностей, я заметил огромное несоответствие с моим весьма неясным положением. Не покидает ощущение, что я явился миру в старом обличье, в качестве настолько странном, что ощущаю себя Тарасом Бульбой, который впервые увидел турецкий паровоз. Невероятное количество изобретений человечества изумляет, пугает, бросая то в жар, то в холод, отчего мои представления о времени, в котором я объявился, ничтожны и ставят меня в положение кирилловского дьяка Павла Рубана, у которого я учился грамоте и который упрямо верил, что земля покоится на трех слонах. Как пример приведу ящик, который Семен Львович называет телевизором. Щелкнув какой-то кнопочкой, он высветил экран, на котором возник человек и, пристально глядя мне в глаза, начал что-то говорить. Мне стало дурно, поскольку я полагал, что до сей поры в комнатах нас было двое, а на деле в ящике тем временем в кромешной тьме сидел некто третий. Мой хозяин поспешил успокоить меня и стал объяснять устройство сего предмета. Хотя я боялся выказать себя тупицей и постоянно кивал головой, будто все понимаю, однако так и не уразумел, каким образом ящик может не только разговаривать, но и показывать различные картинки. Подобным макаром мне с подробными пояснениями были показаны прочие предметы, хотя справедливости ради отмечу, что Семен Львович не злоупотреблял лекциями, внимательно наблюдая за моим состоянием.

Заметив тоску в моих глазах, он по-доброму улыбнулся и сказал:

– Вы, Тарас Григорьевич, находитесь в положении ребенка, который впервые открывает для себя окружающий мир! Но, увы, небо держится не на железных столбах, хотя ваши детские фантазии привели меня в восторг!

– А откуда вам, сударь, известно про железные столбы? – похолодев, спросил я.

– Да о ваших фантазиях знает любой школьник, Тарас Григорьевич! И то, как вы убегали из дому искать те столбы, и что сестра ваша, Катерина, называла вас за это приблудой! Мы о вас знаем все!

Я поежился, как при входе в мыльное отделение бани, где каждый ищет тазик, дабы прикрыть свой срам, но собеседник, поняв мое состояние, проникновенно вздохнул:

– Не огорчайтесь! Такова печальная участь всех великих – радовать толпу голой задницей!

Сегодня в полдень он разрешил мне подняться на ноги и осмотреть его квартиру. Она расположена в доме, который Семен Львович почему-то называет панельным. Я смутился, предположив, что он живет в борделе, о чем не замедлил его спросить. На вопрос, почему я решил, что это бордель, я пояснил, что панелью в былые времена называлось место, куда в поисках пропитания шли смелые девицы без предрассудков, а сейчас, вероятно, панели убрали с улиц и перенесли в дома. На что я получил обстоятельное разъяснение и о девицах, и о новизне градостроительства и через часок стал разбираться в архитектуре нынешних строений. Так вот, панелька – это совсем не то, что я думал, а очень хитрая конструкция, из которой собирают жилье для бедной мелюзги, в основном мещан и чиновников ничтожного ранга. Надо признаться, что осмотр квартиры удручил меня, потому что в двух комнатушках и маленькой кухне большому человеку и развернуться негде, зато приятное впечатление оставил сортир, устройство которого еще раз доказало великий прогресс человеческой мысли. Впрочем, я оценил и другие новшества, с которыми квартира представлялась мне все более удобной для существования.

Засим Семен Львович пригласил меня к столу, на котором стояли различные яства, столь любимые мною с времен беспечной петербургской молодости. Здесь было и розоватое сало с прожилками, и домашняя колбаска с ароматом чесночка, разнообразные соленья и даже настоящий украинский борщ со сметаной, сваренный, по уверению хозяина, им лично по причине временного отсутствия хозяйки. Здесь, как мне думается, Семен Львович приврал. Невозможно, чтобы жид ( Слово «жид» зачеркнуто, вместо него вписано «иудей». Примечание редактора. ) мог так искусно изготовить наше национальное блюдо. Затем он достал из холодного белого шкафа бутылку чистой как слеза горилки и разлил в маленькие рюмки. Я хотел было отказаться, потому что за два дня неустанных размышлений твердо решил избавиться в новой жизни от прежних пагубных привычек, но Семен Львович сказал, что в малых дозах водка имеет целебные качества, сие доказано медициной, и попросил меня не артачиться. Да я особо и не кривлялся, так как по опыту своему знал, что столь великолепная закуска без хорошей чарки славного козацкого напитка есть напрасная трата продуктов и потеря драгоценного времени. А посему я хотел предложить тост за здравие своего (как бы поточнее сказать: избавителя, воскресителя?), но он опередил меня, предложив выпить за Украину.

Царица небесная! Не в раю ли я, коль немолодой жид ( Слово «жид» зачеркнуто, вставлено слово «еврей». Примечание редактора. ), представитель презираемого племени, которое истребляли славные гайдамаки вкупе с полковниками Богдана, предлагает мне выпить за Украйну! Мне, который надорвал свое сердце думами о несчастной судьбе моей отчизны, который омыл эту отчизну своими слезами и песнями! И кто?! Страшно даже подумать! Воистину неисповедимы пути твои, Господи!