Альбина Садовская - Обнажённые сердца

– Алло, пап, это ты? Ты знаешь, что-то я сильно проголодался. Передай матери, пусть несёт свой пирог. И вообще, что у вас там есть вкусненького? Да, и ещё… Я вас очень люблю!

Последний год в жизни Юры был очень удачный. После восьми лет трудной жизни в Америке, он, наконец, обрёл всё, для чего приехал в эту страну: хорошую работу, дорогую машину и даже дом, пусть небольшой, но весьма уютный и красивый. Он гордился своим хорошим доходом, своим знанием английского и своей семьей – очаровательной женой и умницей сыном девяти лет, который был их первым и последним ребёнком, их радостью, надеждой и утешением.

Всё в этой жизни было для него – их позднего сына, Юрия-младшего. И, конечно же, у возлюбленного чада было всё, о чём может мечтать современный ребёнок: множество игрушек и игровых приставок, компьютер и даже ни один, а целых два велосипеда, на которых он частенько крутился вокруг дома. Дом же находился на окраине города в зелёной зоне, возле парка. По сути, это был совершенно новый район, и большая часть его домов ещё даже не была заселена. Так что Юрий и его семья в полной мере могли насладиться тишиной этого места. И хотя дорога от работы до дома занимала около часа в трафике 101 фривея, Юра не обращал на это внимания. В его жизни это было не трудностью, а так, незначительным минусом по сравнению с множеством плюсов. К тому же дорога в новом Корвете, машине его мечты, весьма окрыляла Юру, добавляя несколько дополнительных поршней его гордости и тем самым усиливая мотор его сердца.

Поэтому на перекрёстке, за пару кварталов до его дома, обычно стоящему там хомлессу он издали махал рукой, делая знак, чтобы тот держался как можно дальше от его «красавицы кареты». В этот момент нос Юры, вздымаясь гордо, был подобен флагу, задранному высоко и пущенному по ветру, и он с пренебрежением фыркал в сторону грязного бомжа: «Вот гнусные попрошайки, они-то, со своим perfect English [1] Perfect English (англ.) – превосходный английский. , как коренные жители, ещё пытаются у нас, эмигрантов, выпросить милостыню. Тьфу ты, пропасть!»

И пожилой хомлесс [2] Хомлесс (англ.) – бомж. будто бы понимал его и, издали завидев его Корвет, сразу же отступал в сторону, ни разу не подойдя к нему. И Юрию это очень импонировало: «Понимает, шельмец», – умилялся он собой, видя покорно стоящего в стороне старика, пропускающего его машину. «То-то, знай наших!» – довольно восклицая, наконец, успокаивался он… И так было всегда.

Но вот однажды, в субботний день, когда Юрий неожиданно выехал по неотложным делам своей фирмы и уже к полудню возвращался домой обычным своим маршрутом, перекрёсток был абсолютно пуст, и у дороги не было постового хомлесса. Да и откуда – город словно вымер: август, полуденное яркое солнце плавило асфальт, кондиционер работал на полную мощность. Все, кто желал отдыха, давно выехали поближе к океану, только семья Юры ждала его дома. Они тоже планировали сегодня хотя бы к вечеру выбраться в парк, чтобы поваляться там на траве и поиграть в футбол и теннис.

Так что Юра ехал удовлетворённый сделанной работой, предвкушая предстоящий отдых на природе. Как вдруг, буквально в двух кварталах от дома, Юра увидел на обочине дороги знакомого хомлесса, который почему-то усердно махал руками, пытаясь его остановить. «Совсем сдурел старый, – мелькнуло в голове у Юры, – наверно, от жары мозги заклинило», – предположил он и, не сбавляя скорости, пролетел мимо него на полном ходу. Однако всё-таки из любопытства он заглянул в зеркало заднего вида и, к своему ужасу, увидел, как старик, недолго думая, подобрал с земли какой-то булыжник и с силой запустил в его Карвет. Раздался сильный треск, и сотни маленьких осколков заднего стекла полетели в разные стороны. Юрий автоматом нажал на тормоз, шины громко взвизгнули, и ремень больно врезался в его грудь, защищая тело от падения. Ярости не было предела, и в ход пошли самые отборные бранные слова, на какие только способен родной язык. Подобно дикому барсу, взбешённый водитель буквально выпрыгнул из разбитого Карвета и, задыхаясь от злости, надрывно хрипя «Я убью тебя», бросился вдогонку за убегающим за угол хулиганом-бомжем.

Но, забежав за угол, Юра буквально остолбенел: в нескольких фитах от него, на дороге, валялся знакомый велосипед, смятый в гармошку, и здесь же, на обочине, присев на колени, старый хомлесс склонился над чьим-то телом. Юра не хотел в это верить, но это было тело его сына. И сердце его, только что бешено колотившееся от бега, внезапно вдруг замерло, словно в знак протеста, и на лбу выступили крупные капли холодного пота. Ему даже на мгновение показалось, что он умер, но нужно было оживать и принимать срочные меры. Старик же смотрел на него и что-то мычал, размахивая руками, из чего Юра понял, что тот немой. Но важная мысль, что необходимо проверить сердцебиение и осмотреть раны, быстро привела убитого горем отца в сознание; его дрожащие от волнения руки не могли прощупать пульс ребёнка, и тогда он, приложил голову к груди сына, в которой ему, наконец, удалось услышать слабые удары сердца.

На голове у мальчика была большая рана, из которой медленно сочилась кровь прямо на асфальт, и на теле виднелись многочисленные ссадины. Юрий, не раздумывая, сорвал с себя рубашку и, прикрыв ею от палящего солнца лицо сына, поскорее набрал заветный номер 911. Несколько минут ожидания «скорой помощи» превратились в вечность. Он спросил старика о том, кто это сделал, но тот покачал головой и пожал плечами, давая понять, что никого не видел. А также показал знаками, что он нашёл раненого совсем недавно и не знал, что делать, поскольку на улице ни души и в близлежащих домах никого нет.

Мальчугана увезли в больницу, и врач сказал, что у него сотрясение мозга и несколько серьёзных переломов, однако его жизнь теперь вне опасности, но если бы его доставили хоть немного позже, он наверняка бы скончался от потери крови. В этот момент Юра вспомнил о бомже, о котором просто забыл, когда приехала «скорая», даже не заметив, как тот исчез. Он словно испарился, как будто его никогда и не было.

И вот уже месяц, как Юрий, возвращаясь с работы домой, искренне надеялся на встречу со спасителем своего сына, но, проезжая знакомый перекрёсток, он больше не находил его там. И каждый раз, пересекая это место, он с болью вспоминал своё недостойное поведение, и совесть мучила его снова и снова, упрямо теребя его сердце. Он жил надеждой увидеть и отблагодарить его, но сегодня надежде словно пришёл конец: вместо старика он увидел другого хомлесса, который, видимо, занял освободившееся место. Юрий попытался было расспросить новичка о его предшественнике, но тот был совершенно не в курсе.