Никандр Алексеев - Охотничьи тропы

Мы сидели на скале под солнцем, по-осеннему ласково-грустным, и разговаривали о том, как богат Алтай зверем. Ведь не только благодаря склонности к поэтической гиперболе народ сложил такие сказки, в которых воспевались богатыри, убивавшие за один выезд на охоту по пятьсот маралов. Творцы сказок восхваляли свой голубой Алтай, где густые леса и высокие сочные травы вскормили, а ясноводные реки и озера вспоили бесчисленное звериное поголовье. В самом деле, какой только зверь не живет на Алтае! Одних копытных здесь добрый десяток: почти по всей горной стране встречается косуля, в Чуйской степи пасутся огромные стада дзереней — горных антилоп, в тайге между Катунью и Чолушманом живут лоси, в верховьях Ясатера обитают стада архаров — диких баранов, в верховьях Катуни и здесь, у Телецкого озера, много диких маралов, на хребтах, что на стыке Алтая и Саян, бродят северные олени, все густые леса на обрывах — убежища кабарги и, наконец, самые неприступные скалы — излюбленные стойбища сибирского козерога — тау-тэкэ. А сколько здесь пушного зверья! И белка, и соболь. И рысь, и росомаха. Лисица, волк, медведь, колонок, горностай, выдра… Да всех и не счесть. Даже снежный барс частенько встречается на высоких горах Алтая. Не зря в Кош-Агачском аймаке одну снежную гору прозвали Барсовой горой (Ирбис-Ту).

Особенно славится эта часть Сибири маралом, который носит золото на своей рогатой голове. У тувинских охотников есть поговорка: — Марала убьешь — год богато проживешь.

Поговорка старая, теперь она имеет только историческое значение.

Полтора столетия тому назад стада маралов паслись по всему Алтаю. Каждую весну охотники подкарауливали на тропах этих ценных зверей. Налитые кровью рога (панты) вырубали из черепа и продавали в Китай по высокой цене. Тибетская медицинская кухня приготовляла из них сильно действующее лекарство. Лет пятнадцать тому назад у нас в Советском Союзе из пантов марала стали приготовлять пантокрин.

Маралов на Алтае разводят в больших парках — маральниках, обнесенных высокой изгородью. Дикий марал и сейчас встречается еще во многих районах Алтая. Охота на него давно запрещена, но нередко стройный красавец падает от пули браконьера. В заповеднике же маралы пользуются правом полной неприкосновенности, — их охраняют наблюдатели, жизнь зверей в природных условиях изучают ученые.

— Я с наушниками ездил в долину Кыги, — заговорил Вавило Макарович о работе научных сотрудников заповедника. — Они изучали марала. Там по утрам большой рев был: маралы свадьбы играли. В одно утро мы слышали, как ревели десять самцов. Наушники подсчитали, что маралов в заповеднике около тысячи голов.

— Наши наушники очень интересуются соболями, — продолжал Вавило Макарович. — Говорят, до заповедника соболей здесь оставалось штук тридцать…

Охота на соболя трудна и сложна. Ценный зверок с дорогим дымчатым мехом обитает высоко в горах, около гольцов и каменных россыпей. Но, несмотря ни на что, его в дореволюционные годы быстро, хищнически истребляли. В 1896 году в горном Алтае было добыто 4688 шкурок соболя. В 1931 г. было добыто уже только 140 соболей, в 1933 г. — 83, а в 1935 г. — всего лишь 53.

Истреблялся не только соболь, но и другие ценные звери Алтая. Так был совершенно истреблен бобр, колония которого когда-то довольно часто встречались в разных частях Сибири. Теперь бобр сохранился только на северных уральских притоках Оби да в Тувинской автономной области.

Советской власти, вдумчивой и расчетливой хозяйке большой страны, пришлось с первых же лет заняться сохранением и накоплением пушного богатства в тайге. Человек социалистического общества пошел в горы, в тайгу не как собиратель случайных даров природы, а как хозяин. Он заботится о сохранении и размножении ценных зверей и птиц. С этой целью введен правильный отстрел, организованы охотничьи хозяйства, заказники и заповедники. Этой цели служит и Алтайский государственный заповедник, один из крупнейших в нашей стране.

Звери и птицы в заповеднике быстро размножились. Довольно быстро размножился и соболь. Теперь он снова появился в тайге по другую сторону озера. На заготовительные пункты охотники все чаще и чаще приносят соболиные шкурки.

Так заповедник помог восстановить на Алтае промысел на соболя.

В тайге стало больше белки, колонка, горностая.

На левом берегу Чолушмана охотники уже добывают по 60–70 белок в день. Это тоже благодаря тому, что белка, размножившись в заповеднике, стала в большом количестве переходить в леса, открытые для охоты.

Наблюдатель заповедника всматривался в позолоченную гладь залива, врезавшегося глубоко в синие от вечерней дымки лесистые горы, а потом спокойно сообщил нам:

— Медведушко, однако, плывет на нашу сторону.

— Через залив? Да ведь тут от берега до берега — больше километра!

— Это ему нипочем. Часто плавает, особливо когда на кедровый орех неурожай. Здесь много малины и рябины, вот он и плавает эту ягоду жрать. Вон зверюга плывет. Видите?

И в самом деле, по заливу двигалась в нашу сторону какая-то черная точка.

— Переплывает через озеро в самом широком месте. Пять километров, а ему хоть бы что.

— Да ну? Не может быть!

— Сам видел, — подтвердил Вавило Макарович. — А одного медведя на самой середине озера угрохали с катера «Партизан». Мне машинист рассказывай. Плыли они ночью. Луна большая была, на озере светло, хоть газеты читай. Смотрят вперед, чернеет что-то, думают: не медведушка ли? Повернули на него полным ходом, — и впрямь сам Топтыгин. Он, зверь-то, за якорь уцепился и стал из воды вздыматься. Тут в него выстрел сделали. Он отпустился от якоря, а потом за борт против машинного отделения поймался, видно хотел на катер залезть. Машинист вторым выстрелом и добил его.

Вечерело. Вдоль по озеру легла черта: на востоке все еще отражались золотистые горы, а под западным берегом уже гасли серебристые блики. Дальние горы из синих превращались в черные. На скале стало прохладно. Вавило Макарович взялся разводить костер.

— Медведей здесь, как коров. Много! — продолжал он. — Весной только-только маленькие полянки обтают, а медведи уже тут как тут. Зеленую травку они страсть любят. Нынче весной я на одной маленькой полянке семь медведей видел. А когда они в холодную весну из берлог рано повылазят, жрать им нечего, так они по снегу задами елозят, чтобы земля скорее оголилась. Я сам видел.

Прошел катер в Артыбаш, волоча за трубой спутанный моток искр. Потом опять над озером повисла тишина.

— Не ревут твои маралы, Вавило Макарович, непослушные.

— Утром заревут, услышите, — уверенно ответил наблюдатель.

Небо стало светлее. Отойдя от костра, мы увидели две луны — одна плыла по темносинему, запорошенному звездами небу, вторая — по темному озеру, где отражение звезд напоминало белые водяные лилии.