Вожди и заговорщики

Мастер остроумных фраз, Бухарин говорил: «Народное хозяйство не исполнительный секретарь. Ему не пригрозишь отдачей под суд, на него не накричишь» 108. Но Сталин нашел способ отдать кре-

с‹-

стьянское хозяйство под суд. Под суд можно было отдать начальника деревни - председателя колхоза, или любого, кто ему не подчиняется. Близился «страшный суд» деревни. Но сначала нужно было завершить разгром правого уклона и сделать победу явной.

Резолюции пленума означали полный разгром правых: «Политическая позиция правого уклона в ВКП означает капитуляцию перед трудностями Пролетарская диктатура на данном этапе означает продолжение и усиление (а не затухание) классовой борь-быв Как «Записки экономиста» т. Бухарина, так и в особенности платформа трех 9 февраля, а также выступления этих товарищей на пленуме ЦКи ЦККявно направлены к снижению темпов индустриализации». Обвинения со стороны правых в том, что партия «сползает к троцкизму» были названы «неслыханным поклепом на партию». Взгляды Бухарина, Рыкова и Томского были официально осуждены как «совпадающие в основном с позицией правого уклона» 109. Конференция приняла решение о снятии Бухарина и Томского с их постов. Они были предупреждены, что в случае нарушения постановлений ЦКбудут немедленно выведены из Политбюро (Томского отправили руководить химической промышленностью, в которой он слабо разбирался). Но характерно, что троица не была осуждена за правый уклон прямо, резолюция осталась секретной. Сталин все еще опасался выводить конфликт на поверхность. Пока информация должна была распространяться до-зированно.

Несмотря на поражение, аргументы Бухарина сохраняли значение для будущего. Сегодня они казались неубедительными, но завтрав Победа Сталина была не победой аргументов, а аппаратной технологией. Бывшие товарищи по партии были побеждены, но не убеждены. Их покаяния не были искренними. Теперь нужно было показать, какие чудеса способна творить новая политика, альтернативная изжившему себя НЭПу.

Апологеты НЭПа, продолжая уже в наше время защищать бу-харинские позиции, считают, что чисто политический фактор - «схватка за единовластие» - «причинила невосполнимый урон практике начинавшегося движения на рельсах нэпа, делу индустриального преобразования страны» 110. Комментируя эту позицию историка В.С. Лельчука, М.М. Горинов иронизирует: «То есть экономическим аргументам оппонентов (об износе основного капитала, дороговизне нового строительства, низкой эффективности

производства и т.д.) исследователь противопоставляете свертывание внутрипартийной демократии» 111. Позиция Лельчука несколько сложнее. Он видит причины отказа от НЭПа в политической сфере, так как не находит для этого экономических причин, считает, что превращение российского общества в индустриальное было экономически возможно при сохранении НЭПа. Но не объясняет - как. Не сумел объяснить этого и Бухарин в своих «Заметках экономиста». Ни в 20-е, ни в 90-е годы апологеты НЭПа не сумели найти источник ресурсов для продолжения движения «на рельсах нэпа» в направлении индустриализации. Свертывание внутрипартийной демократии здесь не при чем, ведь победа Бухарина над Троцким была обеспечена недемократическими методами, а кризис НЭПа сопровождался отказом самого Бухарина от ряда правых позиций, которые он отстаивал в середине 20-х годов. Практика заставила даже Бухарина сдвигаться влево, в сторону предложений левой оппозиции. «Водной стране» оказалось недостаточно ресурсов, чтобы в условиях господства большевистской бюрократии построить не только социализм, но и индустриальное общество. В СССР были ресурсы для построения современной индустрии, но в конкретной ситуации НЭПа не было предпосылок для их рационального использования. Вусловиях господства малокультурной коммунистической бюрократии, плохо разбиравшейся в рыночной экономике и индустриальных технологиях, в условиях низкой технологической культуры работников индустриализация проводилась с большими потерями ресурсов, что без поддержки извне приводило к огромному их дефициту. Это обрекало модель индустриализации «на рельсах нэпа» на провал. Можно согласиться с И. Б. Орловым в том, что «принятый в конце 20-х гг. курс был следствием не только авторитарных наклонностей значительной части руководства. Он был актом отчаяния людей, поставленных перед выбором: медленная агония или отчаянная попытка вырваться из отсталости, несмотря на возможные жертвы населе-ния» 112.

Споры «экономистов» и «апологетов» во многом вызваны недостаточным учетом неразрывной связи экономических и политических процессов в условиях преобразований, проводившихся большевиками. Этатистская форсированная модернизация неизбежно предполагала концентрацию власти. Одно без другого было невозможно. «Рельсы НЭПа» не давали государству того, что оно провозгласило своей задачей, но ведь именно это государство с

этими задачами и составляло один из системообразующих элементов НЭПа. Уход с «рельсов нэпа» был неизбежен, но он мог произойти как в сталинском направлении, так и в прямо противоположном - небольшевистском. Издесь даже «правый уклон» оказался бы слишком этатистским, слишком связанным ленинскими догматами.

Развитие экономического и политического плюрализма означало отказ от большевистской стратегии. Вэтом случае стратегия развития страны могла сдвинуться в двух направлениях. Первое: к народнической стратегии «общинного социализма», где плюрализм и демократия увязаны с традиционными институтами страны и задачами социалистической трансформации, при которой индустриальная модернизация вторична по сравнению с задачами экономической демократии и социального государства. Второе: к либеральной (как вариант - умеренно социал-демократической) модели, которая подчиняет развитие страны нуждам более развитых индустриальных стран Запада. Возможные результаты такой альтернативы спорны, но одно несомненно: переход к индустриальному обществу в таких странах, как Мексика, потребовал гораздо меньших жертв, чем в России. При всей неизбежности отказа от «рельсов нэпа» вариантов развития было множество, но только модель Сталина давала реальный шанс на сохранение марксистской модели централизованного управления экономикой, на ускоренную индустриальную трансформацию общества, на спасение от размывания советской системы капиталистическим окружением. Платой за это было разрушение неиндустриального хозяйства и распространение на все общество индустриально-управленческих принципов, тоталитаризм и бюрократическое классовое господство. А«размывание» все же произошло несколько десятилетий спустя.