Светлана Талан - Надеюсь и люблю

Лиза то ли дремала, то ли просто лежала с закрытыми глазами, а я все размышляла. Шло время, а меня снизу никто не звал. И тут мне в голову пришла очередная жуткая мысль. Я подумала, что Палыч сейчас подойдет к двери и скажет: «Сожалею, мадам, но…» Я, конечно же, буду плакать, биться в истерике, а в глубине души буду радоваться, что все мои мучения уже позади… Мне стало страшно оттого, что в моей голове роятся такие страшные мысли, и я еще сильнее задрожала.

В дверь постучал Палыч. Я с надеждой тихонько открыла ему.

— Мадам, можете спуститься вниз. С вашим мужем все будет в порядке — так сказал доктор.

Я нехотя сошла по ступенькам. Увы! Мои тайные надежды не оправдались. Но я была даже рада этому и испытывала облегчение. Было бы несправедливо, даже для волчицы, радоваться смерти от раны. «Я должна одержать победу более честным способом, — подумала я. — Пусть даже и с помощью хитрости. На то я и волчица, то бишь женщина».

Володя лежал на кожаном диване на чистой постели. Он был бледен, бесцветные губы приоткрылись, и если бы не было заметно, как от тяжелого и частого дыхания поднимается его грудь, можно было бы подумать, что он мертв.

— Вы его жена? — посмотрел на меня поверх очков Филиппович.

— Я.

— Ваш муж, уважаемый Владимир Олегович, все еще находится под действием наркоза. Я прооперировал его и извлек пулю. К счастью, она не задела жизненно важных органов. Следовательно, все должно быть хорошо, — объяснял привычно доктор, выписывая одновременно какие-то рецепты.

— Должно быть или будет?

— Дорогуша, я не Бог, я всего лишь хирург. Через час он придет в себя и вы дадите ему вот эти лекарства. — Филиппович положил в мою протянутую руку таблетки. — Если же вдруг ему станет хуже, резко поднимется температура или он потеряет сознание — срочно вызывайте меня. Но, смею надеяться, этого не случится. Больной потерял много крови, но завтра мы постараемся это исправить. А вы подготовьте все, что я здесь выписал. И еще. До утра не давайте ему пить. Можете смачивать ему губы водой или лимонным соком.

Доктор замолчал и снял очки. Я увидела его глаза. Они были добрые, внимательные, но усталые.

— Теперь Владимир Олегович нуждается в круглосуточном присмотре и покое. Я бы остался, но, увы, через два часа мне заступать на дежурство. Завтра вечером я буду здесь и надеюсь застать вашего мужа в добром здравии, — закончил доктор и надел очки.

Палыч рассчитался с ним и пошел проводить. У постели моего мужа стоял Стас, похожий на большой шкаф, поставленный посреди комнаты. С тупым выражением лица он мял в руках окровавленное полотенце.

— Что стоишь как истукан? — обратилась я к нему. — Забыл, где твое место?

— Так я… — пробормотал Стас.

Я выхватила полотенце из его рук и отнесла его в корзину с грязным бельем.

— Он не умрет? — шепотом спросила перепуганная Лиза.

— Лиза, иди спать, — попросила я подругу. — А я останусь здесь.

— Я не буду выключать светильник, а то мне страшно.

— Как хочешь, — отмахнулась я от нее.

Лиза бесшумно исчезла в тот же момент, когда вошел Палыч. Он устало, но осторожно сел в огромное кресло. К нему тут же подошел Дик и подставил голову, чтобы ему почесали за ушком.

— Палыч, как это произошло? — спросила я, садясь в кресло напротив.

— Вы же знаете, Владимир Олегович ехал, чтобы уладить вопросы по поставке товара. По пути его машину обстреляли. — Палыч был, как всегда, краток.

— Его хотели убить?

— Не думаю, мадам. Такие люди, если хотят убить, убивают. Владимир Олегович был ранен и не мог вести машину. При желании ночью, на безлюдной трассе, они могли бы спокойно подойти к нему и сделать контрольный выстрел.

— Почему же они этого не сделали? — спросила я тихо.

— Наверное, просто хотели его попугать, сделать предупреждение, — пожал плечами Палыч.

— Кто они, эти люди?

— Не знаю, мадам. Возможно, это известно Владимиру Олеговичу и завтра он вам сам все расскажет, — ловко ушел от ответа Палыч.

— А как вы узнали о случившемся?

— Владимиру Олеговичу удалось съехать на обочину в кусты, выключить «габариты» и позвонить мне. Я взял такси и поехал к нему. Таксиста отпустил, а сам пошел дальше пешком. Видели бы вы глаза этого водителя! Я ведь попросил его остановиться у кладбища, — усмехнулся Палыч.

Я улыбнулась. Добрый, милый Палыч! Он всегда появлялся в нужный момент и так же незаметно исчезал, когда его присутствие было нежелательным.

— Вы долго шли пешком?

— Нет, ведь Владимир Олегович сказал мне, где находится. Труднее было найти ночью машину в кустах. Я пересадил его на заднее сиденье и повез домой. Владимир Олегович дал указание не сообщать ничего ментам и врачам. Нам удалось проехать незамеченными в машине с дырами в боку мимо милицейского поста.

— А кто такой Филиппович?

— Доктор. Хирург. Кто же еще?

— Откуда Володя его знает?

— Этого я не могу сказать. Но, если не ошибаюсь, они познакомились в Афгане.

— В Афганистане?! — вытянула я шею от удивления.

— Да. Володя там служил, а Филиппович работал в полевом госпитале, — продолжал Палыч, а я думала о том, что, к своему стыду, до сих пор не знала, что мой муж был на войне. — А военное братство — это нечто особенное. Оно — настоящее.

— Палыч, вы отдохните, а я подежурю. Купите завтра все, что выписал доктор, и смените меня в обед.

— Мадам, я могу остаться…

— Палыч, идите, — тронула я его за руку. — Я справлюсь.

Я осталась одна. Дик мирно спал у камина, свернувшись клубочком. Лишь иногда слышалось тихое потрескивание поленьев, съедаемых огнем. Среди мертвой тишины я вздрагивала от каждого звука.

Через час, как и говорил доктор, Володя начал приходить в себя. Сначала он удивленно водил по сторонам мутными глазами, пытаясь понять, где он и что с ним произошло, потом попробовал встать, но я легонько его придержала.

— Болит, — прошептал мой муж и опять закрыл глаза.

— Тебе надо выпить вот это. — Я положила таблетки в приоткрытый рот Володи. — Постарайся их проглотить.

По-видимому, до его сознания дошли мои слова — сделав усилие, он проглотил таблетки.

— Пить, — попросил мой муж еле слышно.

Я принесла кусочек лимона и смазала соком его губы. Володя облизал их и опять попросил, не открывая глаз:

— Пить.

— Нельзя, нельзя тебе пить. Потерпи немножко, — попыталась я его успокоить и провела рукой по лбу.

Лоб был потным и очень горячим. Я нашла термометр и сунула его Володе под мышку. Все его тело пылало жаром — уже через минуту термометр показывал сорок один.

— Володя, Володя, — тихонько потормошила я его. — Ты меня слышишь?

Но он снова отключился. Его голова моталась из стороны в сторону, лицо от высокой температуры покраснело, и по нему струйками стекал пот. «Ну что, Катя, — спросила я себя, — ты же этого хотела? Теперь можешь не вызывать доктора, и тогда все закончится». В моей душе происходила борьба, и у меня, как и у Володи, горели щеки. Я ждала этого момента долгие, очень долгие дни и ночи, и что-то мне подсказывало, что надо сидеть молча и ничего не предпринимать. Тогда я буду вознаграждена за все пережитые унижения и смогу осуществить то, к чему так долго шла. Но другая моя половинка твердила, что даже звери не добивают раненого врага. Наконец я все же позвонила доктору.